ТВОРЧЕСКИЕ  СТРАНИЧКИ

[Наверх] [>>]

Виктор Тузлуков

Давно это было да и было ли вообще? В одной далёкой стране жил молодой Царь со своей красавицей-женой Нифрой, которую любил больше жизни. Были у Царя, как положено, придворные, министры, жрецы, но самым близким и дорогим Царю человеком был его друг и советник Хефу. Ещё в детстве, во время совместных игр, он часто подсказывал Царю то или иное решение, и, повзрослев, Царь привык прислушиваться к его советам. Однако Хефу был так скромен, добр и тактичен, что ни разу в сердце Царя не проникло ни капли зависти или раздражения к его мудрому другу.

Увидела однажды прекрасная Нифра глубокую мудрость, плескавшуюся в глазах молодого Хефу и поразилась. «Как много ты должен знать, – сказал её взгляд. – Как ты должен быть стар и мудр, в то время как с виду молод и неопытен!» «Всё так, – ответил быстрый взгляд Хефу. – Но мало кто это видит».

Больше их взгляды в тот день не встречались. Но незримая нить понимания протянулась между ними тогда. «Неужели можно так общаться без слов?» – спрашивала себя прекрасная Нифра и тут же отвечала себе: «Ну да, конечно!»

С тех пор она часто ловила ободряющий взгляд Хефу. Иногда она спрашивала глазами, как ей поступить, и тут же следовал такой же безмолвный ответ. «Что меня ждёт впереди?» – спросила она однажды. «Твоё будущее так же прекрасно, как ты сама, – ответил ей как всегда твёрдый и спокойный взгляд. – Тебя ждут великие дела».

Однако, как ни мимолётны были эти взгляды, они не остались незамеченными Царскими придворными. Они очень обрадовались возможности устранить человека, ближе всех стоящего к Величайшему. Идти к Царю вызвался Первый министр. «О Величайший, – сказал он с поклоном, – сегодня Праздник нашего Единого Бога. Понаблюдай во время церемонии за своей прекрасной женой и мудрым советником». «Ты что говоришь, недостойный!?» – вскричал Царь, оттолкнув министра. Но ядовитая змея сомнения уже поселилась в его сердце.

На церемонии Царь встал так, чтобы можно было видеть обоих: и Хефу, и прекрасную Нифру. «Это наша последняя беседа, – сказал короткий взгляд Хефу. – Не плачь, потому что глаза, затуманенные слезами, не могут видеть ясно. Помни меня». Ничего не смогла ответить Нифра. Слёзы стояли в её глазах, неотрывно глядящих на Хефу, который уже не смотрел на неё.

«Ты видишь, Величайший?» – прошипел на ухо Царю первый министр. Ярость залила сердце Царя. «Уйдите все!» – вскричал он. Выходя последним, Хефу задержался в дверях. «Ты хочешь выслушать меня, Величайший?» «Вон!» – выдохнул Царь, не глядя на своего друга. Хефу молча поклонился и вышел из зала. «Почему, почему? – думал Царь, кусая губы. – Почему именно ты, мой любимый, мой верный Хефу? Почему именно ты?»

Участь ослушника была предрешена. По Закону человека, хотя бы взглядом осмелившегося посягнуть на Царскую избранницу, ждало страшное наказание – погребение заживо в одной из стен Храма. «Какова будет твоя последняя просьба перед долгим странствием?» – спросил Хефу Верховный Жрец. «Я не виделся с Величайшим с того рокового дня. Позволь мне поговорить с ним», – твёрдо сказал приговорённый. «Я передам твою просьбу, – ответил Верховный Жрец. – Но не знаю, захочет ли Он тебя видеть».

Между тем сердце Царя разрывалось в смятении. «Как я буду жить без его мудрых советов? – спрашивал себя Царь. – Мы вместе росли, он с детства служил мне верой и правдой. С кем теперь я смогу поделиться самым сокровенным?» И тут же отвечал себе: «Но что скажет мой народ? Что станет с Царской властью, если Величайший не сможет казнить простого смертного, осмелившегося заронить ответное чувство в сердце моей милой Нифры?» И ярость снова застилала ему глаза. «Да свершится воля Богов! – воскликнул Царь. – У меня нет больше друга!»

Когда Хефу услышал решение Царя, ни одни мускул не дрогнул на его лице. Только глубокие глаза потемнели и стали, казалось, вовсе бездонными. «Да свершится воля твоя, Величайший! – промолвил Хефу. – Многому я научил тебя за свою недолгую жизнь, но главный урок ты получил лишь сейчас. Ты сделал правильный выбор между человеческой привязанностью и нерушимостью Закона. Ты поступил достойно, как подобает Величайшему, и в моих советах ты больше не нуждаешься. Я ухожу с радостью. Да святится Имя Твоё!» Больше Хефу не проронил ни слова до тех пор, пока последний камень не заслонил от него солнечный свет и не наступила Вечная Темнота.

Однако, несмотря на то, что Хефу простил Царю свою смерть, это не принесло счастья Величайшему, потому что решение своё он принял в гневе, а гнев и ярость – плохие советчики. И перед смертью, завещая трон своей любимой Нифре, он ей сказал: «Непосильную ношу я взял на себя, моя милая. Всё время я чувствую на себе кровь невиновного. Только сейчас я понял последний урок моего друга – никакой Закон, никакая Царская Власть не стоят человеческой жизни. Мы не вправе отнимать то, что дано Единым. И прежде, чем отправиться в Великое путешествие, я заклинаю тебя именем моего дорогого Хефу продолжить и завершить начатое мною. Да хранит тебя Трижды Великий!» И с этими словами Царь отправился в дальний Путь.

«Глаза, затуманенные слезами, не могут видеть ясно, – вспомнила Нифра. – Странствуй спокойно, мой любимый супруг. Отныне мои глаза станут недоступны слезам. Я обещаю достойно продолжить дела, начатые тобою, – ведь у нас был один наставник».

И она взглянула на небо, усыпанное яркими звёздами, такими же далёкими и мудрыми, как глаза Хефу, и ей показалось, что звёзды шлют ей уверенность и благословение. С тех пор прекрасная Нифра, ставшая Великой Царицей, любила смотреть на звёзды, так что казалось, что Она о чём-то советуется с ними. И никто из Её народа не знал, что так оно и было на самом деле.

Давно это было да и было ли? В далёких горах раскинулась могущественная Империя. Империей управлял Великий, и правил Он мудро и справедливо. Помогали Ему советники – Высокие и Высшие. Титул Высокого можно было заслужить, совершив славные подвиги и укрепив могущество Империи, но титул Высшего простому смертному был недоступен – Высшим надо было родиться, хотя почести тем и другим оказывались одинаковые.

Трудолюбивы и самоотверженны были жители Империи. Труд для них был главной ценностью, и этой ценностью они щедро делились с государством, возделывая каменистую почву на горных склонах, строя дороги и ухаживая за домашними животными. Люди знали, что, если случится беда – война, засуха или ураган, – Империя позаботится о них, направив на помощь рабочих из других частей страны и прислав продукты из тайных хранилищ. Поэтому каждый житель Империи сознательно и добровольно отрабатывал положенное время на благо государства. «Не кради, не лги, не ленись», – таковы были их три главные заповеди.

Одним из Высоких, наиболее приближённых к императору, был Воин – сын простого крестьянина, проявивший редкий талант полководца и дипломата и совершивший много славных подвигов на благо своей страны. Часто мелкие народы, жившие по соседству с Империей, подвергались набегам кочевников, и тогда Великий посылал Воина, чтобы помочь им изгнать захватчиков. Завершив свою миссию, Воин предлагал жителям покровительство Империи с сохранением их культуры, веры и обычаев, и люди с радостью соглашались. Таким образом, границы Империи ширились и мощь её крепла.

…Так случилось, что полюбили друг друга смелый Воин и дочь Великого – Прекрасная Принцесса. Одно омрачало их счастье – для чистоты крови императорской семьи жениться на Принцессе мог только Высший по рождению. Однако огонь Любви всё ярче пылал в их сердцах, и однажды Воин и Принцесса бежали из дворца Великого, пожертвовав ради своего счастья почестями, богатством и высоким положением. Вместе с ними ушли, взяв свои семьи и нехитрое имущество, несколько десятков друзей, беззаветно преданных Воину и не мысливших себя без его поддержки. Великий не стал их преследовать. «Ты сама избрала свой путь, моя непокорная дочь, – сказал Он с грустью. – Живи как знаешь, да хранят тебя Боги!»

Беглецы остановились в небольшой горной долине, где зарастали травой развалины неизвестных святилищ. «Пусть на этих древних камнях вырастет Новый Город!» – сказал Воин. И работы начались.

Много ли, мало прошло времени – кто знает? Да только не ведало покоя сердце Великого. Каждый раз, когда до Него доходила весть о Новом Городе, расцветающем на глазах, зубы Его сжимались и глаза темнели. А население Города росло, люди приходили издалека, привлечённые слухами о мудром и справедливом правлении Воина, и тот всех встречал с открытым сердцем. Город жил радостно, потому что Великая Любовь лежала в его основе.

И вот однажды не выдержал Великий. «Почему они живут и здравствуют вместо того, чтобы умереть в безвестности?» Сказано – решено – сделано. Большую армию собрал Великий, ибо знал силу и опыт Воина. Храбро сражались защитники Города, но разве могла горстка смельчаков противостоять объединённым силам Империи? Ведь сам Воин в своё время создавал эту мощь. После кровавой схватки Город был захвачен, жители разогнаны, посевы вытоптаны.

Мужественно встретила беду Принцесса, как и подобает дочери Великого. Она склонилась над смертельно раненым Воином, уже чувствуя над ним дыхание Неизбежного. «Прощай, моя любимая, – прошептал умирающий. – Перед Вратами Вечности я не держу злобы на Великого. Всю жизнь я служил Ему верно и сейчас благодарен Ему за те годы счастья, что Он нам подарил, и за Жизнь, которую Он тебе дал. Позаботься о нашем сыне. Прощай, да хранят тебя Боги!» Он попытался ещё что-то сказать, но Смерть уже сжала холодной рукой его ослабевшее горло.

Окаменело от горя лицо Принцессы. Бережно погладила она безжизненную голову возлюбленного, закрыв невидящие глаза. «Ты сам растоптал сегодня своё могущество, отец, – сказала она, пронзив Великого пылающим взглядом сухих, без единой слезинки, глаз. – Твоя непомерная гордость настолько заглушила Голос сердца, что ты собственными руками убил счастье своей дочери, веру своего народа и будущее своей страны. Я не вправе судить тебя, но знай – не пройдёт и века, и кровь невинного, до конца преданного тебе человека падёт на весь твой народ, слепо исполнивший твою злую волю, и камня на камне не останется от Великой ныне Империи! »

Вздрогнул Великий, услышав из уст своей кроткой и ласковой дочери такие слова. «Замолчи! – воскликнул он. – Злые духи говорят устами твоими. Закон, установленный Древними, указует нам казнить мятежников. Так было и так будет всегда!» «Я повинуюсь, отец, – еле слышно выдохнула Принцесса. – Это были последние слова, которые ты от меня слышал. Отныне я замолкаю навеки. Я не могу последовать за любимым моим супругом, пока не окреп наш сын, но в молчании своём я буду с ним едина. Прощай!» С этими словами Принцесса, в последний раз поцеловав своего дорогого супруга и что-то тихо прошептав ему, вышла с гордо поднятой головой.

Больше Великий не видел ни отступницу-дочь, ни её подрастающего сына, и никто не знает, дожила ли Принцесса до исполнения своего Пророчества.

Давно это было да и было ли? Далеко за морем лежала обширная Страна. Жители той Страны были трудолюбивы, занимались земледелием, наукой, искусством, строили города, возводили прекрасные храмы. Нередко им приходилось с оружием в руках защищать свои земли от набегов воинственных соседних племён, и, когда праздновали победу, каменные уста изваяний многочисленных Богов обильно смачивались кровью пленников, приносимых в жертву – во имя укрепления могущества и процветания Страны.

Однажды в Город – самый крупный и красивый город Страны – пришёл нищий оборванный Странник. Говорили, что он пришёл издалека, с Востока, где лучезарный лик Солнечного Бога, просыпаясь, купается в океанских волнах. Но точно никто этого не знал, потому что Странник был нем и на все вопросы отвечал только глубоким взглядом до покачиванием головы. Немного принёс он с собою – какие-то непонятные инструменты, мешочки с травами и корешками – вот и весь его нехитрый скарб. Странник поселился в убогой пустующей лачуге недалеко от главной площади Города, и жители приняли его, почувствовав его кроткий и безобидный нрав, чуткую душу и доброе сердце.

Скоро по Городу разнеслась молва, что Странник является искусным лекарем. Люди стали приходить к нему со своими недугами, и он никому не отказывал в помощи. Выслушает внимательно, покивает головой, пронзит до самого сердца своим острым взглядом – и вот уже хлопочет, растирая какие-то только ему известные травы, смешивая порошки и приготовляя растворы. Однако, приходилось ему иногда доставать и инструменты свои диковинные, и тогда он вопросительно смотрел на больного и его родных и брался за дело, только если видел в их глазах доверие и согласие. И люди, в благодарность, приносили ему одежду, фрукты и маисовые лепёшки, заменявшие хлеб.

Прошли годы. К Страннику все привыкли, и, когда он уходил на сбор трав и корешков, Городу, казалось, уже не хватает его молчаливого взгляда и лучистой улыбки. Но однажды произошло событие, перевернувшее всю размеренную жизнь Города.

Это случилось во время ежегодного Праздника, составной частью которого были соревнования по спортивным играм, куда стекались лучшие спортсмены со всей Страны. В Играх принимали участие как простые горожане, так и члены именитых семей – вплоть до Правителя и Верховного Жреца. В тот злополучный день Игра, сама по себе довольно жёсткая, проходила особенно жестоко. Игроки то и дело падали, а некоторых даже выносили с поля из-за полученных травм. Каждое падение зрители сопровождали смехом и шутками по поводу неловкости игрока, но, когда один из игроков упал и кровь брызнула из страшной раны на голове, на трибунах воцарилась мёртвая тишина. На земле, истекая кровью, лежал сын Верховного Жреца Города.

Храмовые врачи, осмотрев раненого, только руками развели. Перед такими травмами они были бессильны. Напрасно Верховный, не помня себя от горя, уговаривал их, напрасно угрожал, – никто не хотел в случае неудачи закончить жизнь на жертвенном камне. С каждой минутой жизнь уходила из умирающего. И тогда, скорее чтобы отвести от себя удар, чем надеясь на счастливый исход, – кто-то из врачей вспомнил о Страннике. Быстрее ветра понеслись за ним стражи Верховного. Странник взглянул на зияющую рану, окинул строгим взглядом присутствующих и сделал знак всем выйти. Какими бесконечными показались Верховному часы ожидания! Наконец дверь открылась, и из покоев, пошатываясь, вышел Странник, лицо которого, казалось, было ещё бледнее, чем у раненого. Он посмотрел на Верховного своим бездонным взглядом, кивнул и пошёл прочь из Храма. Верховный бросился к сыну. Произошло чудо. Бледность исчезла с лица умирающего, и теперь он мирно спал, дыша ровно и глубоко.

А на следующее утро со всего Города к главной Площади стекался народ, поражённый новостью – немой заговорил. Странник стоял на площади и говорил, обращаясь к огромной толпе: «Двадцать лет печать молчания накрепко закрывала мои уста. Заповедано мне было идти по Земле, служить людям и хранить безмолвие, чтобы Слово моё стало драгоценнее Солнечного металла. Посмотрите вокруг. Ваши города-государства так же разобщены, как и ваши боги. Каждый бог имеет свой храм, своих жрецов, каждый требует свою жертву. Не объединяет, а разъединяет вас такая вера. Как наверху, так и внизу. На самом же деле всё по-другому. Бог Солнца, Бог Ветра, Бог Дождя, Бог Войны, Бог Урожая и многие другие – всё это лишь разные лики одного, Великого и Всемогущего Единого Бога, не злого, не доброго, но мудрого и справедливого, так же как все ваши города – лишь части одной Страны, грани одного Кристалла».

Люди, затаив дыхание, слушали глуховатый голос Странника, а речь его лилась ровной, спокойной рекой, как будто и не молчал он все эти годы. «Посмотрите – даже животные не поедают себе подобных, не говоря уже о человеке. Почему же вы думаете, что вашим Богам, по образу и подобию которых был сотворён Человек, приятны ваши убийства и кровь приносимых в жертву? Почему вы наделяете своих Богов самыми низменными, отвратительными качествами человека? Почему они лишены Любви – единственного по-настоящему Божественного чувства, которое является основой всей Живой Природы? Как вы можете любить своих Богов, которые внушают вам только ужас и отвращение?»

По толпе прошёл ропот. Люди дивились речам диковинным, но не могли не согласиться со Странником. А тем временем из Храма мчались вооружённые служители, чтобы схватить возмутителя спокойствия.

«Опомнитесь, люди! – уже гремел над площадью голос Странника. – Откажитесь от человеческих жертв, будьте милосердны к пленникам! Только Великая Любовь друг к другу и к Единому Богу поможет вам победить время и войти в бессмертие! Любите Бога, и Он ответит вам тем же! Я вернусь к вам!» Последние слова Странник выкрикивал, уже схваченный служителями, которые тащили его в Храм, пытаясь зажать рот.

– Ты пригласил меня, чтобы поблагодарить за спасение сына? – спросил Странник, глядя в глаза Верховного Жреца.

Дрогнуло сердце Верховного, но лицо осталось неподвижным, – перед ним стоял не спаситель сына, а человек, подрывающий основу веры, которая, в сочетании со страхом перед кровожадными Богами, делала Жреца более могущественным, чем даже Правитель Города.

– Как же может твой многоликий Бог успевать всё? – спросил Жрец. – Следить за Солнцем и звёздами, дождём и засухой, бесплодием и урожаем, войной и миром, жизнью и смертью, и ещё многим другим?

– Как наверху, так и внизу, – ответил Странник. – Ты ведь тоже не только служишь Богам, но и ешь, спишь, читаешь, воспитываешь детей и ещё многое другое.

– Ты говоришь, что человек не ест человека, но ведь человек ест мясо животных. А животные для нас – всё равно, что мы для Богов, – Верховный, прищурившись, смотрел на Странника. Тот спокойно выдержал взгляд, повергающий наземь любого из жителей Города.

– Человек ест, чтобы поддержать своё тело. Единому Богу такая поддержка не нужна. Он в нас, в животных, в деревьях, в камнях – во всём окружающем мире. Человек настолько близко стоит к Единому, насколько осознаёт себя Его частицей и частицу Его в себе. Бог не может поедать сам себя – Ему не нужны кровавые жертвы. Ему нужно, чтобы как можно больше людей пробудили в себе Его частицу и соединились с Ним в Великой Любви и Радости творческого труда на общее благо.

– Довольно, – Жрец встал. – Любой, кто осмелился бы произнести малую долю твоих речей, закончил бы жизнь на жертвенном камне. Но ты спас моего сына, и я даю тебе шанс: отрекись от своего Бога, перед всем народом прими нашу веру – и я не только сохраню тебе жизнь, но и назначу первым лекарем в моём Храме.

Засмеялся Странник в ответ на эти слова.

– Бог, от которого отрекаются, перестаёт быть Богом. Я с радостью приму смерть, если она послужит объединению людей, сердцем стремящихся к Единому.

– Что ж, ты сам вынес себе приговор, – вздохнув, проговорил Жрец.

Солнце уже село, но площадь перед Жертвенным Камнем, которую, как ключ, замыкала Великая Пирамида Пернатого Змея, была заполнена народом. Многих коснулась заботливая рука Странника, многих обогрел его ласковый взгляд. «Слушай, Верховный! – раскатился над площадью могучий голос Странника. – Я благословляю твой народ, который был добр ко мне; я благословляю твоего сына, который принял часть моей крови, а значит – и моей веры; я благословляю тебя, который задумался над моими словами. Посеянному – взойти. Живите в мире, любите друг друга и помните о частице Единого, в вас заложенной. Вы сами – Боги. Так будьте Ими!»

Толпа заволновалась, но в этот миг каменный нож взлетел и опустился, вспарывая грудь Странника и вырывая горячее, трепещущее сердце в услужливо подставленные ладони каменного идола. И тут из толпы раздался крик: «Кукулькан!» Наступила мёртвая тишина. Согласно древней легенде, Кукулькан – Пернатый Змей – был Великим Богом, пришедшим с Востока и давшим далёким предкам жителей Города зёрна Божественной Мудрости. В той же легенде говорилось, что когда-нибудь Кукулькан вернётся, чтобы стать во главе своего народа и повести его к Свету и Радости. Многие поколения мечтали о возвращении Пернатого Змея, о начале эпохи мира и благоденствия. «Кукулькан, Кукулькан, – ропот волнами прокатился по толпе, расплескался и вылился в единый выдох. – КУКУЛЬКАН!» Однако всё было кончено, и окровавленное тело остывало на Жертвенном Камне.

«Бог, от которого отрекаются, перестаёт быть Богом, – подумал Верховный Жрец. – Кто же ты, пришелец, и кто Он – твой Единый, перед которым даже наши могущественные Боги вынуждены пользоваться руками слабых смертных, чтобы защитить своё мнимое могущество?»

Наутро народу объявили, что лечение Странника не удалось, Боги отвернулись от него, и сын Верховного умер, не приходя в сознание. Ежегодный Праздник, уже омрачённый одной смертью, закончился траурной церемонией.

В истории «может» не значит – «будет». И по сей день высятся над тропическим лесом разрушенные храмы некогда Великого Города, спешно покинутого своими жителями, не узнавшего, отвергнувшего и растерзавшего свою вековую мечту, и, когда закатное солнце касается мрачных лиц каменных истуканов, кажется, что они по сей день окрашены кровью странного человека с Востока, так и не предавшего своего странного Единого Бога.

Давно это было да и было ли? В далёкой Стране, в глухом лесу стоял Монастырь. Дружно жили монахи: трудились на земле, отвоёванной у леса, вели своё скромное монастырское хозяйство, вместе молились Просветлённому за мир и благополучие своей Страны. Однако неспокойное было время, Страну окружали воинственные соседи, потому одним из главных занятий в Монастыре были тренировки по владению оружием и ведению боя. Все монахи были воинами, и каждый в решительный час готов был встать на защиту своей Родины.

…Раннее утро ещё не позолотило первыми лучами Солнца верхушки могучих деревьев. Один из монахов стоял на поляне и смотрел туда, где вот-вот должен был появиться первый луч восходящего светила. Этот Монах вставал раньше других и шёл на свою заветную поляну невдалеке от Монастыря встречать Солнце. Рождение каждого нового дня он переживал как своё рождение, как рождение Мира. С появлением первого луча он поднимался на цыпочки, протягивал руки, всем своим существом устремляясь к животворному Свету. «Здравствуй, Утро, ты прекрасно!» – мысленно восклицал он. В этот момент ему хотелось обнять весь мир, раствориться в каждой травинке, в каждой капельке росы, пролиться птичьей трелью, прогреметь горным эхом. Но надо было торопиться назад в Монастырь, где с восходом солнца закипала жизнь. Коротка была эта утренняя молитва, не входившая в монастырский устав, но возвращался Монах, переполненный Радостью и покоем, и это чувство уже не оставляло его в течение всего дня.

То утро начиналось как обычно. Сезон муссонных дождей ещё не начался, и Монах вышел на знакомую поляну петь свой безмолвный Гимн утру Нового Дня. Первый луч Солнца уже готов был вспыхнуть над горизонтом, но что-то мешало Монаху слиться в едином радостном порыве с торжеством рассвета, что-то неуловимо его отвлекало. Повинуясь тревожному предчувствию, Монах сделал несколько шагов навстречу ещё не взошедшему светилу и остановился, поражённый. На краю поляны, в высокой траве лежал человек.

Монах помнил его. Это был один из Стражей Границы. Граница была недалеко – всего в нескольких часах пешего пути, и Монастырь играл ещё и стратегическую роль – одного из сторожевых форпостов Приграничья. Если приходила тревожная весть – тут же отправлялись гонцы в ближайшие города и в Столицу, а монахи, бывало, мужественно принимали на себя первый удар.

…Чувствуя холодную неотвратимость Надвигающегося, склонился Монах над лежащим Стражем. Видимо, человек умер совсем недавно – тело ещё не успело остыть. Совсем немного не дошёл он до Монастыря, когда силы покинули его. Взвалив на плечи обмякшее тело, Монах побежал к собратьям.

Приготовления были недолгими – монахи жили в постоянном ожидании и в постоянной боевой готовности. Запасы были надёжно спрятаны, оружие отточено, дозоры расставлены. Немного времени занял разговор Монаха с Отцом-Настоятелем. Обнял его Настоятель и сказал:

– Мальчик мой, сын мой любимый! Не случайно именно ты принёс нам тревожную весть. Хоть ты уже не молод, но сохранил ты чистую детскую душу и горячее сердце. Отправляйся в Столицу, предупреди нашего Императора, помоги Ему в защите нашей Страны!

– Отец, прошу, не отсылай меня! Позволь мне встретить этот страшный час вместе с тобой, биться и, если придётся, погибнуть во славу нашей Великой Страны!

– Знаю, знаю, сын мой, что ни на миг не усомнишься ты в решительный час и с радостью отдашь свою жизнь за нашу отчизну. Да только судьба тебя ждёт другая. Не раз ты уже умирал смертью героя, и готовность твоя – верный знак крепости духа. Но тебе уготовано другое испытание. Вот тебе письмо к Императору. Доставь его как можно скорее, передай лично и не уходи, пока Великий его не прочтёт. Торопись, мой мальчик, враг уже близко. Да хранит тебя Благословенный! – с этими словами Настоятель повернулся и вышел во двор.

Слёзы стояли в глазах Монаха. Настоятель всегда говорил очень мало, и каждое слово его, казалось, дышит Мудростью древней. Никто не знал его возраста, никто не помнил, как он появился в Монастыре, но даже самые старые монахи почитали его, как родного отца. Говорили, что он знает Прошлое и может видеть Будущее. И сейчас Монах чувствовал, что их Отец знает о предстоящих великих испытаниях и готовится встретить их достойно. Да и многие обитатели Монастыря поняли серьёзность положения. Никогда ещё Стражи Границы не оставляли свой пост, отправляя гонцов при первых признаках опасности, и появление Стража у Монастыря говорило о том, что натиск врага был внезапен и сокрушителен.

Не прошло и часа, а Монастырь уже был готов к бою. Но Монах этого уже не видел. Он уже мчался вглубь Страны, в Столицу, в Императорский Дворец, не зная того, что мчатся такие же гонцы из других окрестных монастырей. Начиналась Большая Война…

«Брат мой! Когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет в живых. Пришло время великих испытаний для тебя и для всей Страны. Большие потери её ожидают, и горек будет вкус победы. Будь мужественен. Не дай страху и отчаянию проникнуть в твоё сердце. Не только мы – вся Страна щитом твоим будет!» – Император оторвался от письма, бросил взгляд на грязного, запылённого Монаха, застывшего перед ним, и снова углубился в чтение.

«…Брат мой любимый, – писал Настоятель, – посылаю к тебе одного из лучших учеников моих, мою надежду. Не смотри на его неопрятный вид – он слишком спешил к тебе. Его невзрачная внешность скрывает острый ум, горячее сердце и великую преданность тебе и твоему народу. Оставь его при себе – в нём тебе будут помогать моя Рука, моё Слово, моя Мудрость. Знаю, его помощь сыграет свою роль в будущей победе».

«Благодарю тебя, Брат мой, – подумал Император. – Спи спокойно, я выполню твою последнюю просьбу».

Итак, судьба Монаха была определена. Он стал военным офицером при Императоре и принял на свои плечи всю тяжесть военного времени. Жизнь в Монастыре закалила его, но и ему было больно видеть, как вражеская лавина, сметая отчаянно сопротивлявшихся защитников, подкатывалась к Столице. Через несколько недель город был захвачен. Полчища врагов хозяйничали на улицах, грабили дома, убивали жителей. Не избежала страшной участи и Императорская семья. «Как горько ты ошибся, Брат мой! – думал Император, готовясь принять мученическую смерть. – Действительно, потери велики, но где же обещанная победа?»

…Известие о смерти Императора Монах встретил за стенами Столицы. Он помнил напутствие своего Отца-Настоятеля, глубокий смысл которого открылся ему лишь теперь. Под видом странствующего монаха ходил он по Стране и собирал разрозненные остатки армии. Почти год, ежедневно рискуя жизнью, зажигал он сердца людей надеждой на возрождение Страны. И великий час настал! Поднялась волна объединённых сил, когда захватчики уже и не ждали сопротивления, разбредаясь по поверженной Стране. Не было пощады иноземцам, и страшен был удар, отбросивший их далеко за пределы Страны.

…«Несчастный город, несчастная земля!» – думал Монах, проходя по улицам опустошённой, разрушенной Столицы. Но не было времени горевать и оплакивать погибших – надо было строить новый оплот государства, восстанавливать разрушенное хозяйство, заново начинать жизнь в Стране. Новая Столица – символ Нового Дня возрождённой Страны – была основана невдалеке от разрушенного Города, сохранившего лишь острые пики древних величественных храмов.

«Здравствуй, Утро, ты прекрасно! – думал Император, встречая первый луч Солнца на балконе нового Дворца. – Я выполнил твоё поручение, дорогой мой Отец. Много мне пришлось пережить: смерть близких, разрушение и унижение Страны, осквернение монастырей и храмов. Ты прав, это было страшнее смерти, но теперь всё позади. Я преклоняюсь перед Твоей Мудростью, пославшей меня с поручением в тот страшный день и передавшей мне частицу Твоего Духа, Твоей жизни. Будь благословен, Отец мой навеки!»

Он закрыл глаза, подставляя лицо лучам восходящего Солнца, и ему показалось, что ласковая рука Настоятеля смахнула слезу с его огрубевшей щеки.

«Сын мой любимый! – донёсся до него Голос Вечности. – Ты всё сделал правильно. Возроди Монастырь, который был тебе домом, и пусть новые Стражи зорко стерегут просторы твоего Приграничья. Благословляю тебя, Сын Мой! Почётно отдать жизнь во славу своей Страны, но вдвойне почётно жить так, чтобы твоя жизнь переплелась с Жизнью Её и укрепила Её могущество!»

…Начинался Новый День. Над Страной вставало Солнце, и хотелось верить, что оно принесёт Радость и Любовь не только её жителям, но всем людям Земли, цвет крови которых одинаково красен.

Давно это было да и было ли? На одном из островов далёкого южного Моря стоял Город. Население Города было многочисленно, жители занимались ремёслами, торговлей – остров лежал на перекрёстке морских путей, – науками, искусством. Основной доход Город получал от продажи оливкового масла с обширных плантаций на горных склонах, изделий местных ткачей и вина, которое славилось на всю округу.

Правитель Острова жил в прекрасном дворце, венчающем высокую скалу на окраине Города. С одной стороны под скалой плескалось море, с другой – широкий деревянный мост перекрывал глубокий овраг, за которым начинались городские постройки.

…Солнце уже клонилось к закату, а на корабле, стоящем у причала порта, ещё продолжалась погрузка. Нескончаемой вереницей рабы несли громоздкие тюки и амфоры с оливковым маслом. Чуть в стороне, на прибрежных скалах, обхватив колени, сидел златокудрый Юноша лет семнадцати. Одет он был очень скромно: короткая белая туника да кожаные сандалии, – и только тонкий золотой обруч на голове выдавал в нём члена царской семьи.

Юноша смотрел в море. «Кто вы, странники? – думал он, обращаясь к набегающим волнам. – Откуда вы? Чьи посланники? Какую весть нам несёте?» Сложные чувства овладевали Юношей. Он давно ждал этого дня, не раз представлял себе, как взойдёт на палубу корабля, который повезёт его на материк, как встретят его жрецы в белоснежных одеждах и введут в двери Святилища. Но непонятная тоска мешала ему радоваться осуществлению своей давней мечты, какое-то смутное предчувствие беспокоило его восторженную душу. Почему-то казалось, что разлука с родным домом будет значительно дольше, чем предполагалось.

Несколько дней назад о своём сокровенном желании он рассказал отцу. Отец долго молчал, ни одним жестом не выдавая той мучительной борьбы, которая шла в его сердце. Он особенно любил своего старшего сына и, хотя замечал его тягу к науке и уединённым размышлениям на берегу, надеялся, что сын станет его достойным преемником во дворце. Но именно эта любовь мешала ему собственной рукой разрушить мечту сына, так доверчиво поведанную ему в порыве откровения. Юноша признался ему, что мечтает о Посвящении в Мистерии и не просто мечтает, а постоянно закаляет свой дух, готовясь к Испытаниям, которые ожидают его в Святилище. Убедившись, что детская мечта Юноши стала осознанной целью, отец благословил его в путь.

Разве мог кто-то из них предвидеть ужасный ураган, буквально в щепки разбивший крепкий и быстроходный корабль, отчаянную борьбу за жизнь в бушующем море на обломке мачты, без пищи, воды и надежды на спасение? Разве могли они знать, что, волею судьбы, обессиленного Юношу подберёт корабль одной из враждебных стран, который промышлял разбоем и работорговлей?..

…Первое, что ощутил Юноша, очнувшись от беспамятства, была боль. Болела спина, болела голова, болели связанные руки и ноги, болело всё тело, едва прикрытое остатками одежды. Так началась новая жизнь Юноши – жизнь раба, не имевшего ничего, кроме этой самой жизни, которой также распоряжались жестокие хозяева.

Его приковали к скамье почти у самой кормы, и теперь его кругозор ограничивался тяжёлым веслом и седым стариком, сидевшим рядом, с которым можно было общаться в редкие минуты отдыха. Старик оказался удивительным собеседником. Говорил он мало, но, когда говорил, казалось – сама Вечность прислушивается к его словам.

…Много ли, мало прошло времени – кто знает? Огрубела от палящего солнца и бича надсмотрщика спина Юноши, морщины избороздили его лицо, золотистые волосы всё больше стали отливать серебром. Но жила в нём вера, что настанет день, распахнутся перед ним Врата Святилища и люди в белых одеждах введут его в Храм Мистерий. Он успел всем сердцем полюбить своего седовласого соседа, который за эти годы, казалось, совсем не изменился, только ещё больше высох, и лишь глаза, как раскалённые угли, мерцали на сморщенном лице. Чувство боли у Юноши притупилось, и недостаток воды и пищи, палящее солнце и проливной дождь, изнуряющая работа и побои охранника уже не приносили ему таких страданий, как прежде. Однако, судьба приготовила ему новый удар.

Однажды, отдыхая после очередного перехода, Юноша услышал рядом громкую брань охранника. Вне себя от ярости, тот избивал одного из гребцов. В своей новой жизни Юноша научился отстраняться от чужой боли, но на этот раз не выдержал. «Оставь несчастного!» – воскликнул он. С побелевшими от бешенства глазами охранник выхватил меч и бросился на мятежника. Но, когда меч уже взлетел и начал опускаться, между ним и жертвой внезапно выросла белая безмолвная фигура с горящими глазами. Удержать удар было уже невозможно. Заливая палубу кровью, Старик упал, успев только прошептать: «Прощай, сынок!» Уже приняла вода безжизненное тело, а Юноша всё ещё не мог поверить в свершившееся, держа в памяти пылающий взгляд Старца и его глуховатый голос. Боги сжалились над Юношей, и он потерял сознание прежде, чем ему вырвали язык и бросили лицом вниз на пустынном неведомом берегу.

…Прошли годы. Жители Острова привыкли к старому немому Отшельнику, жившему вдали от Города, питающемуся чем придётся и часами глядящему в море. Лишь когда взгляд его задерживался на красивом дворце, венчавшем высокую скалу на окраине Города, глаза его темнели, а глубокие морщины на измождённом лбу становились ещё глубже. И когда в один прекрасный день Отшельник не вышел на берег моря, никто не стал горевать и проливать слёз. А Отшельник лежал в своей пещере и беседовал со странным Стариком в нестерпимо белых одеждах, с ярко горящими глазами.

«Отец, всю жизнь свою я стремился к Посвящению, до последнего дня не оставлял надежду войти в Святилище, но теперь, на Пороге Вечности, я спокоен. Большой меч не вложишь в малые ножны, Большая Мудрость опасна для неподготовленного. Я благодарен Богам, которые удержали меня от испытаний Мистерий, видя, что я ещё не готов. Но я понял, что даже мечта о Посвящении всю жизнь может путеводной звездой указывать дорогу и не давать свалиться в бездну страха и отчаяния».

«Сын мой любимый, почему ты думаешь, что таинство Мистерий всегда происходит в Храмах? Почему ты считаешь, что высокое Посвящение недоступно вне стен Святилища? Оглянись на свою жизнь. Ты говоришь, что был не готов к испытаниям, но разве вся жизнь твоя не была сплошным Испытанием? Разве не мог ты в любой момент одним словом прекратить свои страдания, открыв мучителям своё имя? Ты избрал другой путь, зная, что твой отец ничего не пожалеет ради жизни любимого сына. И Боги, видя непреклонность твоего Духа, позволили тебе пойти тропою молчания и одиночества.

Ты хотел стать Дважды Рождённым, но разве ты не умирал дважды, когда море разбило твой корабль и когда Я принял удар, предназначенный тебе? Разве не омылось кровью твоё сердце, когда, провожая Меня в последний путь, ты замер в безмолвной молитве, а душа твоя рвалась в пучину, только что поглотившую тело человека, ставшего тебе ближе родного отца?

Ты мечтал о познании тайного смысла чисел и формул, но разве не постиг ты главную Формулу Посвящения – что Мудрость, к которой ты так стремился, равняется Знанию, что впитывает со всех сторон широко распахнутое сердце, помноженному на Великую Любовь, в этом сердце живущую? Сумей распознать Высокое в обыденности каждого дня – и каждый день станет для тебя Посвящением. Научись радоваться трудностям – и каждая преграда станет лишь новой ступенью в твоём Восхождении. Пребывай в постоянной молитве – и ты получишь счастье непрерывного общения с Богом. И разгорится твой Дух пламенем негасимым, и пойдешь ты к людям освобождённый, и понесёшь им свою любовь, ибо не нужно искать источников Света тому, кто Свет в себе носит.

Ты переживаешь, что немного тебе осталось жить и не сможешь ты передать людям то, что открылось тебе сейчас. Но у каждого свой Путь и своя задача в жизни. Много Моих Братьев несут сейчас людям искорки Света от нашего Единого Огня. Тебе важно было пробудить этот Огонь в себе – ты этого достиг через Мистерии труда, молчания и одиночества. Теперь твой путь туда, где помощь твоя сейчас нужнее. Прощай и здравствуй, Мой пожизненный Брат!»

С этими словами Старец склонился к Отшельнику, поцеловал его в лоб и рассыпался фиолетовыми искрами. Вздрогнуло тело Отшельника, вытянулось и затихло, запечатлев на исстрадавшемся неподвижном лице выражение неземного счастья – счастья человека, до конца исполнившего свой долг.

                                                                          29.07.99   23.40

Давно это было да и было ли? Высоко в Горах, затерянный среди снегов и скал, стоял крошечный Монастырь. Скорее это был даже не монастырь, а сторожевой пост у границ Великой Заповедной Страны, обитатели которого – шестеро послушников и Настоятель – жили по всем канонам монастырской жизни. Дважды в год в Монастырь доставлялись припасы, в остальное время его жители были полностью отрезаны от внешнего мира.

Изредка проводники приводили в Монастырь людей, направляющихся в Заповедную Страну. Радостны были их лица – ведь Обитель была последней вехой на пути к их заветной мечте. Проводник подводил человека к воротам и тут же направлялся в обратный путь. Когда наступал назначенный час, Настоятель провожал гостя сокровенной, одному ему известной тропой через непроходимый перевал в Долину Заповедной Страны. Если кто-то из служителей умирал, тут же ему на смену приходил новый. Так повторялось веками. Но однажды привычный порядок был нарушен.

…Этого человека монах, поддерживающий Огонь в верхней Башне Монастыря, заметил ещё издали. Человек из последних сил карабкался по крутому снежному склону чуть в стороне от тропы – было видно, что дорога ему незнакома. Монах знал, что их обитель невозможно увидеть снизу, если точно не знаешь её местоположения, но, тем не менее, путник шёл прямо в его сторону. Один.

Монах позвал Настоятеля. Ещё никто на его памяти не приходил сюда без провожатого. Поднявшись на Башню, Настоятель увидел, что обессиленный Путник лежит на снегу метрах в ста ниже Монастыря. Было ясно, что сам он подняться уже не сможет. Настоятель не стал раздумывать, кто этот Путник и как он сам нашёл дорогу, – за десятилетия жизни в Монастыре он твёрдо знал, что непозванный сюда не дойдёт. И уже через несколько минут двое монахов заботливо укладывали Путника на носилки и привязывали ремнями.

Однако, на этом неожиданности не кончились. При переходе через ледник один из монахов оступился и, не удержавшись, полетел в пропасть по крутым ледяным плитам. Его товарищу с трудом удалось сохранить равновесие и удержать свою ношу. Всё произошло так стремительно, что никто не успел ничего предпринять. Горы хранили своё вечное молчание.

В Монастыре жили люди высокой духовности. С радостью несли они свою службу в суровых условиях высокогорья, зная, что этим трудом они помогают своим Наставникам в Заповедной Стране. Смерть для монахов давно уже стала лишь очередным этапом в их великом Служении, и они воспринимали её как неизбежность. Поэтому никто не стал плакать и горевать об ушедшем, но все оставшиеся замерли в безмолвной молитве, пожелав ему счастливого восхождения в Сферы Сияющие.

Следующее утро застало Настоятеля в молитвенном общении с Высшим. «Вразуми меня, Отец, – вопрошал Настоятель. – Помоги советом, что мне делать с Путником? Он пришёл без проводника и хочет идти дальше. Должен ли я проводить его тропой сокровенной и, если да, то – когда? Или я должен отговорить его от этого безрассудного шага?» – «Делай, как сердце укажет», – был Ответ.

…Радостно встретил Путник Настоятеля. «Отец, прими мою сердечную благодарность за спасение и за приют, я отдохнул и, чтобы не обременять тебя более, готов двинуться дальше». Только сейчас Настоятель смог его внимательно рассмотреть. Это был совсем молодой человек, лет двадцати-двадцати двух, высокий, худощавый, русоволосый, с огоньком несвойственной его возрасту Мудрости, мерцавшим в глубине прозрачных льдисто-голубых глаз. Окунувшись в эту глубину, Настоятель больше не колебался.

«Да будет так, – молвил он. – Завтра проведу я тебя тропою сокровенной туда, куда влечёт тебя Голос твоего Духа. Не скрою, странно было твоё появление – одного, без проводника, – но непозванный сюда не дойдёт. Однако, прежде, чем мы отправимся в путь, я хочу попросить тебя об одной услуге. Ты можешь отказаться, тебя поймут и не осудят: все понимают, какая высокая цель ждёт тебя за Перевалом и каким мучительным кажется промедление, когда она так близка. Но всё-таки выслушай меня. Вчера, спасая тебя, погиб один из наших Братьев. Мало нас здесь, и у каждого свои обязанности. Не можешь ли ты несколько дней побыть вместо него, до тех пор, пока не придёт замена?»

Ещё шире распахнулись глаза Путника. «Отец мой, я буду счастлив, если моя скромная помощь послужит вашему благородному делу. Располагай мною; сколько бы ни потребовалось – день или год – я буду с радостью помогать вам во всём». «Спасибо, сын мой, – кивнул Настоятель. – Я думаю, долго ждать не придётся».

…Прошли годы. Засеребрилась седина в бороде Путника, огрубели руки, лишь глаза оставались такими же чистыми и прозрачными. Как и прежде, весной и осенью доставлялись в Монастырь продукты и топливо, как и прежде поддерживали монахи огонь в Верхней Башне, а замены погибшему Брату так и не было. Несколько раз Настоятель порывался проводить Путника через заветный перевал, но тот отказывался. В последний раз Путник сказал: «Отец, много лет назад пришёл я сюда, ведомый Рукою Невидимой. Глубины моей памяти хранят и всегда будут хранить мечту о Светлой Стране за высокими Горами, где каждый поделится с каждым Любовью и Божественной Мудростью. Но разве я могу бросить своих спасителей, которые обратились ко мне за помощью? Я решил – моё место здесь». Ничего не ответил Настоятель, только обнял Путника в порыве благодарности да украдкой смахнул непрошеную слезинку.

…Это была одна из холодных осенних ночей, когда пронизывающий ветер гнал по крутым склонам обрывки туч и мелкая снежная крупа заметала седые скалы. Путник только что встал на дежурство, когда у ворот раздался стук. На пороге стояли двое: молодой монах с кротким доверчивым лицом и высокий, могучего телосложения проводник с густой бородой и пронзительным взглядом. «Да будет тепло вашему дому в эту ночь, – молвил с почтением Проводник. – Принимай гостей, хозяин!» Проходя мимо, Проводник глазами встретился с Путником, и того словно огнём прожгло насквозь. Увёл Настоятель странных гостей, а сердце Путника долго не могло успокоиться, и долго не проходило непонятное радостное волнение, внезапно охватившее его.

На следующий день в маленькую келью, где Путник отдыхал от ночного дежурства, заглянул Проводник. Бесшумно войдя, он прикрыл за собою дверь, сел возле спящего, какое-то время пристально смотрел на него, затем протянул руку и коснулся лба. Путник открыл глаза, сел. «Да будет благословен твой сон и радостно пробуждение, добрый человек!» – в глазах Проводника плясали весёлые искорки.

«Кто ты? Почему мне знаком твой голос?» – радостное предчувствие вновь охватило Путника.

«Голоса Моего ты ещё не слышал, хотя сердцем часто обращался ко Мне в своих молитвах. Именно этот зов сердца заставил тебя покинуть свой дом ради детской мечты, казавшейся тогда недостижимой. Именно Моя Рука вела тебя через горные перевалы и мрачные ущелья в этот Монастырь. Именно Я задержал замену благословенному Брату, до конца исполнившему свой кармический долг и ушедшему в Высшие Миры, чтобы там продолжать своё Служение».

Путник молча опустился на пол и благоговейно склонился к ногам Исполина Духа, сидящего перед ним.

«Сын Мой любимый, – продолжал Учитель, – ты с честью прошёл великое испытание. Семнадцать лет – каждый час, каждую минуту – отказывался ты от заветной мечты, уже почти достигнутой тобою. Отказывался из великой Любви и огромного чувства благодарности к людям, спасшим тебя и нуждающимся в твоей помощи. Отказывался, хотя не один раз от чистого сердца предлагалось тебе покинуть Обитель и уйти в свою мечту, которая была совсем рядом. Ты до конца преодолел искушение и с благодарностью принял все обстоятельства твоих серых будней, превратив их в яркие праздники Высокого Служения Свету. Встань, сын Мой. Твоё испытание окончено. Юноша, пришедший со Мною, заменит тебя здесь. Сегодня Я Своей Рукою введу тебя в Великий Храм Духа, зов которого ты носишь в своём сердце».

С замиранием сердца Путник встал и поднял глаза. Он был поражён, насколько изменился Облик его Собеседника. Над ним возвышалась огромная Фигура в сияющих белоснежных одеждах. Стены маленькой кельи словно раздвинулись, а потолок приподнялся, с трудом вмещая ослепительного Великана. Лицо Его было невыразимо прекрасно, казалось, оно наполняет келью живым Огнём, струящимся и переливающимся, как горный поток. Великан поднял руку – с пальцев сорвалась длинная фиолетовая молния и окутала Путника. Неземное блаженство захлестнуло всё его существо, вскипело внутри и выплеснулось наружу, заполняя весь мир, всю Вселенную! И вся Вселенная прозвучала в Путнике могучим аккордом Жизни, Радости, Любви.

Эхо этого аккорда отозвалось в сердце каждого из семи обитателей Монастыря, провожая Путника в новую жизнь – Жизнь исполнившейся Мечты.

                                                                          02.08.99   23.50

Давно это было, в те далёкие времена, когда обложили Святую Русь иноземные полчища и стонала Земля наша под непосильным гнётом захватчиков. Разорение и ужас царили в стране, раздробленной на мелкие, обособленные княжества. Не было единства в Земле Русской, не было единства в сердцах людей.

…Ранним утром в палате Княжеского Терема, у открытого окна, стоял Мальчик. На вид ему было лет тринадцать-четырнадцать, но был он высок, крепок, и вряд ли кто-то мог сказать, что на днях отметил он своё одиннадцатилетие. Не по-детски серьёзный взгляд его был неподвижен, да и мысли его занимали далеко не детские. Страну раздирали междоусобицы – удельные князья то и дело воевали друг с другом. В то время, как сверстники играли в лапту на задних дворах, Мальчик уже держал в руках настоящую булаву, боевой меч и тяжёлое копьё. Мальчик рос Воином.

Сейчас он, не отрываясь, смотрел на верхушки могучих деревьев, чуть позолоченные восходящим солнцем, и вспоминал странный сон, который увидел накануне. Он увидел себя, как ему показалось, глубоким стариком, в небольшом доме, стоящем на склоне огромной горы. Таких гор Мальчик ещё не видел. На них не было ни кустика, ни травинки – только снег да скалы. Он стоял на коленях, а над ним возвышалась Фигура огромного человека с густой русой бородой и прожигающими глазами на сияющем лице. Мальчик хотел получше рассмотреть неведомого Незнакомца, но… проснулся. И, хотя причин для радости не было – отец был тяжело болен, Мальчика переполняло чувство небывалого счастья, как от прикосновения к чему-то Великому.

…Отец и дед Мальчика – Великие Князья – много сделали для укрепления своей отчины. Мелкие удельные князья уже свыклись с мыслью, что им придётся быть в подчинении. Но так считали далеко не все, и после смерти отца, когда бояре привезли Мальчику ярлык Великого Князя, ему пришлось и вовсе забыть про детство, с мечом в руках отстаивая завоевания своих родичей.

В походах и битвах юность пролетела соколом быстрокрылым. Возмужал Великий Князь, настоящим богатырём стал. И крепла вместе с ним мощь его княжества. Но не заставило себя ждать испытание Великое. Донесли Князю люди верные, что Враг, недовольный ослаблением своего влияния на Русь, собирает огромное войско, чтобы пройти по стране лавиной опустошительной, посеять страх, обложить народ данью непомерною. Чувствуя, что не избежать битвы Великой, поехал Князь с боярами верными собирать войска под свои знамёна. Но терзали сомнения его душу. Хватит ли сил дать достойный отпор полчищам захватчиков, много лет наводившим ужас по всей Руси?

С такими невесёлыми мыслями ехал Князь в маленькую лесную Обитель, где настоятелем был Святой Отец, прославившийся в народе как праведник и чудотворец. Не знающий страха в сече, Князь испытывал непонятное волнение перед первой встречей со Святым Старцем.

У ворот Обители дорогих гостей встречал сам игумен в простом монашеском одеянии, с кротким лицом и бесконечно добрыми ясными глазами. Вздрогнул Великий Князь, заглянув в эти бездонные глаза: почудился ему в них огненный промельк пронзительного взгляда Незнакомца из давнего детского сна. «Входи, Княже, – склонился в поклоне Святой Отец. – Отведай хлеба-соли нашего монастырского».

После скромной трапезы молвил Святой Отец: «Знаю, знаю печаль твою, Княже, да и сила супостатова мне тоже ведома. Да только устала Мать-Земля наша обиды терпеть да бесчестие. Знаю, велика будет цена победы. Много воинов славных поляжет в Сече кровавой. Но поверит в себя Русь Великая, и воспрянет духом народ Русский, устремившись к единению во имя Пресвятой Богородицы, и сбросит он с себя иго проклятое. Укрепись духом, Княже, ибо не числом победишь ворога поганого, но только единством и Верою. Храни эту Веру в сердце своём. Сим победиши!»

Успокоенным и умиротворённым возвращался Князь от Святого Отца. Не испытывал он более неуверенности перед предстоящей битвою. Понял он, что для победы на поле брани необходима победа в Духе, а в этой победе он не сомневался, получив из рук Святого Отца оружие несокрушимое.

Через несколько дней огромное войско русичей стояло лагерем у берегов Реки. Великий Князь готовился ко сну, когда внутри шатра всё осветилось и в луче Света возник Облик Святого Отца в белых сияющих одеждах с лучезарным лицом. «Сын Мой любимый, тебе Говорю, – слова прозвучали словно в голове Князя. – Собери всю мощь Духа перед Битвою решающей. Помни, что не числом победишь, но лишь единством и Верою. Не медли – защити Землю Русскую от ворога лютого. Буду с тобою в Час Сужденный. Не только Я – вся Русь Святая молиться будет за вашу победу. Именем Пресвятой Богородицы – Аминь!» Погас в луче Облик Великого Старца, а Князь ещё какое-то время сидел, склонив голову, затем рывком встал и объявил сбор своим воеводам. «Спать не ложиться! – был приказ. – Перейти Реку в ночь и поутру готову быти к подвигу ратному во славу Земли Русской!» И закипела работа.

Воины наводили мосты, искали броды, и вскоре сторожевой полк уже выходил на равнину на другом берегу. К полудню, когда рассеялся утренний туман, передовые неприятельские отряды неожиданно обнаружили многотысячное войско в полной боевой готовности. С раннего утра чёрные вороны тучей кружили над полем бранным, предвкушая обильную добычу. Подобно вороньей стае, колыхались по полю вражьи полчища. Перед ними стеной стоял русский сторожевой полк, прикрытый с флангов полками Правой и Левой Руки. Однако, самые отборные силы заключал в себе Засадный полк, который Великий Князь скрыл от посторонних, оставив для решающего удара.

«Пора, Княже, – роптали воеводы. – Дозволь ударить по иродам!» А Князь молчал и, не отрываясь, смотрел на затмевающую солнце стаю воронья, словно ожидая чего-то. И слетелись с трёх сторон три ясных сокола, словно являя собою ратное единение народов Великой, Малой и Белой Руси, и разогнали стаю воронов, и засияло Солнце над полем Битвы Великой. Увидел Князь победу воинства небесного, простёр руку над полками своими:

– Вперёд, други! За землю-матушку – Святую Русь! Знак был дан – с нами Отец наш Небесный! Развеем по ветру вороньё поганое! Вперёд, за Землю Русскую!

«За Землю Русскую!» – в едином выдохе подхватило многотысячное войско. И грянул Бой! Рвались кольчуги, раскалывались шлемы, кровь лилась рекой, трескалась земля, не в силах выдержать напряжение Великой Сечи. И высоко в небе парили три Сокола, словно посылая сражающимся ободрение и поддержку. И не знал Князь, что далеко, за сотни вёрст от Поля ратного, объятый незримым пламенем Духа, горячо молился Святой Отец, поимённо называя погибших.

Тяжело приходилось русским воинам. Начала теснить их неприятельская рать, несмотря на отчаянную храбрость и могучую силу духа. Вот уже сам Великий Князь, забыв об осторожности, ринулся в бой как простой воин, желая воодушевить своих ратников. Совсем расслабился враг, приняв этот смелый поступок за шаг отчаяния и ожидая победы скорой. И в это время вылетел из укрытия Засадный полк, тяжёлым тараном расколов лавину нападавших. Судьба битвы была решена.

Так положено было начало единению Руси в освободительной борьбе. Ещё впереди были многие набеги, опустошение городов, разорение земель, но главная, решающая Победа – победа в Духе – была достигнута. Едва только Князь оправился от полученных ран – он приехал на поклон к Святому Отцу, ставшему ему отныне духовным наставником, щедро одарил его и заложил монастырь в честь Пресвятой Троицы.

…Прошли годы. В последний раз Князь говорил со Святым Отцом, уже будучи смертельно больным, в том самом Тереме, где когда-то Мальчик пытался понять свой странный сон. «Скажи, Отче, ты же знаешь смысл того сна?» – решился спросить Князь.

«Знаю, сын Мой, – последовал ответ. – Не сон то был, а одна из былых наших встреч. Много их было, и не одна ещё будет, ибо живём мы не на Земле, а в Вечности, Духом друг в друге пребывая. И, если открылись очи твоего Духа, – уже нет преград для взора твоего внутреннего, всевидящего. Смотри же!»

И промелькнули перед Великим Князем красочные и реальные картины – далёкие, но, в то же время, такие знакомые и родные. Он увидел бескрайние пески и палящее солнце, величавые колонны огромных храмов, верхушки пальм на берегу широкой Реки… Мгновение – и он уже сидит, прикованный цепью, на корабле, плывущем к далёкому острову в бескрайнем море… Ещё мгновение – и он стоит на городской площади перед огромным скоплением народа, на алтаре, украшенном диковинными головами Пернатого Змея… Мгновение, мгновение – картины быстро сменяли одна другую, разум отказывался верить, но сердце с радостью и болью отзывалось на каждую из них. Не было у Князя времени удивляться. А Великий Старец стоял над ним в луче Света и говорил:

«Сын Мой любимый, немногим открывается то, что ты видел сейчас. Благословен Путь твой – путь верного помощника Воинству Небесному. Уже не раз ты помогал Нам, утверждая на Земле Любовь и Духовное Единение. И сейчас, провожая твой Дух в очередное Странствие, Силою, данной Мне, Я устремляю твой взор в будущее, ибо оно – прекрасно. Великая миссия ждёт страну нашу, высокая судьба уготована Русскому народу. Пройдя через многие преграды, через Огненное Крещение и Распятие, возродится Святая Русь, став Матерью Нового Спасителя человечества. И тогда, через многие века, встретимся мы вновь на земле нашей, чтобы приветствовать Его Приход и утверждать Новое Царство Освобождённого Духа в Преображённой Стране. Радуйся Пути своему, радуйся судьбе Страны своей, радуйся величию Духа своего народа! Именем Матери нашей – Пресвятой Богородицы – ЗДРАВСТВУЙ!»

С этими словами Святой Старец прикоснулся рукою ко лбу Великого Князя – и словно солнечный Свет озарил комнату. И этот Свет разлился по всему усталому телу, наполнил каждую клеточку, и душа потянулась к этому Свету, растворилась в нём, стряхивая с себя всё, что ещё привязывало её к земле, чтобы в вечном Восхождении продолжать своё Великое Служение Общему Благу.

                                                                          09.08.99   19.50

                                                      Молитва