В.Н. Изразцов
ДОСТОЕВСКИЙ И СОВРЕМЕННОСТЬ:
ПРОБЛЕМА СОВЕСТИ
|
Блажен, кто верит
счастью и любви,
Блажен, кто верит небу и пророкам, -
Он долголетен будет на земли
И для сынов останется уроком.
М. Лермонтов |
|
Увы, постигнуто хоть
много,
Но утешенья нет ни в чем:
Томит за будущность тревога,
И сердце плачет о былом.
А.Чижевский |
|
Страдание и боль всегда
обязательны
для мирового сознания и глубокого
сердца. Истинно великие люди...
должны ощущать на свете великую
грусть.
Ф. Достоевский |
Можно рассматривать
жизнь и творчество Ф.М. Достоевского,
имея два условных подхода: первый - это
попытаться осмыслить, что его гений –
этот поистине неземной луч,
вспыхнувший во второй половине 19-го
столетия, высвечивает в нашем времени,
в наших душах; и второй - когда мы от
переизбытка отчаяния «при виде всего,
что свершается дома», устремимся к нему
в прошлое за утешением, за опорой -
правдой, за каким-то особым душеным
лекарством. Однако, сердечно
устремившись в прошлое к Достоевскому,
мы окажемся в будущем, там, где творит и
поныне его бессмертная душа.
Итак, что же есть
современность, что мы наблюдаем
сегодня в России, столь любимой
Достоевским? Если назвать одним словом
- это кризис. О чем сегодня говорит
народ в автобусах и поездах, в очередях
к врачам и чиновникам? О чем пишут
газеты, что сообщают телепередачи? О
воровстве и коррупции, достигших
злокачественности раковых метастаз на
обессилевшем теле государства; о
виртуозности лжи и лицемерия на всех
уровнях; о произволе бездушных
чиновников; о падении культуры,
нравственности, порядочности и
человечности; о пьянстве и
издевательствах в армии; о брошенных
детях и заказных убийствах; о бесправии
народа, о торговле людьми, наркомании,
проституции и все новых и новых
трагедиях на воде, на суше, в воздухе и
под землей. Парадоксально, но кажется,
что сегодня, несмотря на открытие тысяч
новых храмов, мы ушли еще дальше от Бога,
чем в «застойные» богоборческие
времена.
Что же говорит нам по
этому поводу Достоевский? «В том и ужас
наш, что такие мрачные дела перестали
для нас быть ужасными! Вот чему надо
ужасаться, привычке нашей, а не
единичному злодеянию того или другого
индивидуума. Где же причина нашего
равнодушия, нашего чуть тепленького
отношения к таким делам, к таким
знамениям времени, пророчествующим нам
незавидную будущность? В цинизме ли
нашем, в раннем ли истощении ума и
воображения столь молодого еще нашего
общества, но столь безвременно
одряхлевшего? В расшатанных ли до
основания нравственных началах наших
или в том, наконец, что этих
нравственных начал, может быть, у нас
совсем даже не имеется?» - пишет он в
романе «Братья Карамазовы» (речь
прокурора).
Что за «нравственные
начала» имеет в виду писатель? Есть ли
что-то главное, что нужно понять нам
всем в первую очередь? И вот ответ в «Дневнике
писателя» за 1976 г.: «Без высшей идеи не
может существовать ни человек, ни нация.
А высшая идея на земле лишь одна, а
именно – о бессмертной душе
человеческой», ибо все остальные «высшие
идеи жизни, которыми может быть жив
человек лишь из нее одной вытекают...
Идея о бессмертии - это сама жизнь,
живая жизнь, ее окончательная формула и
главный источник истины и правильного
сознания для человечества...
без веры в свою душу и в ее бессмертие
бытие человека неестественно,
немыслимо и невыносимо». Когда Федору
Михайловичу было 18 лет, он писал брату:
«Человек есть тайна. Ее надо разгадать,
и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь,
то не говори, что потерял время; я
занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть
человеком». «Все есть тайна, друг, во
всем тайна Божья, - говорит Макар
Иванович Долгорукий в романе «Подросток»,
- в каждом дереве, в каждой былинке эта
самая тайна заключена, птичка ли малая
запоет, али звезды всем сонмом на небе
блещут в ночи - все одна
эта тайна, одинаковая. А всех большая
тайна - в том, что душу человека на том
свете ожидает...» Тайна эта для
Достоевского светла и радостна. «Кончается
жизнь моя, - говорит старец Зосима в
романе «Братья Карамазовы», - знаю и
слышу это, но чувствую на каждый
оставшийся день мой, как жизнь моя
земная соприкасается уже с новою,
бесконечною, неведомою, но близко
грядущею жизнью, от предчувствия
которой трепещет восторгом душа моя,
сияет ум, и радостно плачет сердце...
Многое на земле от нас скрыто, но взамен
того даровано нам тайное сокровенное
ощущение живой связи нашей с миром иным,
с миром горним и высшим, да и корни
наших мыслей и чувств не здесь, а в
мирах иных. Вот почему и говорят
философы, что сущности вещей нельзя
постичь на земле. Бог взял семена из
миров иных и посеял на сей земле, и
взрастил сад свой, и взошло всё, что
могло взойти, но взращенное живет и
живо лишь чувством соприкосновения
своего таинственным мирам иным; если
ослабевает или уничтожается в тебе сие
чувство, то умирает и взращенное в тебе».
В черновых набросках к этому же роману
Федор Михайлович пишет: «Он понял, что
знание и вера - разное и
противоположное, но он понял - постиг,
по крайней мере, или почувствовал даже
только, - что если есть другие миры и
если правда, что человек бессмертен, то
есть и сам из других миров, то, стало
быть, есть и все, есть связь с другими
мирами». Что же касается отсутствия
этому доказательств научных либо,
наоборот, наличия доказательств,
отрицающих бессмертие и другую жизнь,
то писатель считал, что он «вправе не
верить этим доказательствам, ибо
чувствовал, что знанием, которое от
мира сего, нельзя опровергнуть дела,
которые по существу своему не от мира
сего ... Только с верой в свое бессмертие
человек постигает всю разумную цель
свою на земле. Без убеждения же в своем
бессмертии связи человека с землей
порываются, становятся тоньше, гнилее,
а потеря высшего смысла жизни (ощущаемая
хотя бы лишь в виде самой
бессознательной тоски), несомненно,
ведет за собою самоубийство».
Учитывая, что для нас
тема суицида чрезвычайно актуальна (по
статистике в настоящее время таких
случаев почти в 15 раз больше, чем до 1917 г.),
важно понять, какие причины могут
побуждать к этому на самом глубоком
экзистенциальном уровне. Владимир
Соловьев пишет: «К самоубийству
приходит всякий, кто сознает
всечеловеческое зло, но не верит в
сверхчеловеческое добро. Только этою
верой человек мысли и совести
спасается от самоубийства».
Достоевский убежден,
что «человек есть на земле существо
только развивающееся, следовательно,
не оконченное, а переходное» (Записная
книжка 1863-1864г., с.77). В письме Ивановым (Женева,
1868 г.) эта мысль им подтверждается: «Ведь
ты веришь же в будущую жизнь, Верочка,
также как и все вы; никто из вас не
заражен гнилым и глупым атеизмом.
Поймите же, что он (умерший отец Верочки
– В.Н.) наверное, знает теперь о вас;
никогда не теряйте надежду свидеться и
верьте, что эта будущая жизнь есть
необходимость, а не одно утешение».
Здесь уместно привести слова
современного философа Н.В.Можайсковой,
которая в своем исследовательском
труде «Духовный образ русской
цивилизации» утверждает, что появление
цивилизации означает, во-первых, «пробуждение
духа человека и попытку установления
связи его земного существования с
жизнью вселенной, во-вторых, осмысление
жизни и смерти и, в третьих, осмысление
места в чреде поколений». Прекрасно,
что такие идеи дают в наши дни
обнадеживающие научные всходы. Мысль о
бессмертии души развивается у
Достоевского от одного романа к
другому. Так в романе «Бесы» мы читаем:
«Моё бессмертие уже потому необходимо,
что Бог не захочет сделать неправды и
погасить совсем огонь раз
возгоревшейся к нему любви в моём
сердце. И что дороже любви? Любовь выше
бытия, любовь венец бытия, и как же
возможно, чтобы бытие было ей
неподвластно?» Любовь, которой
подвластно бытие! Какая глубокая мысль,
объединяющая вековые искания и выводы
многих просветителей.
В чем же суть этой
любви. Любви
всечеловеческой, Любви вселенской?
Снова обратимся к наставлениям старца
Зосимы: «Братья, любовь — учительница,
но нужно уметь ее приобрести, ибо она
трудно приобретается, дорого
покупается, долгою работой и через
долгий срок, ибо не на мгновение лишь
случайное надо любить, а на весь срок. А
случайно-то и всяк полюбить может, и
злодей полюбит. Братья, не бойтесь
греха людей, любите человека и во грехе
его, ибо сие уж подобие божеской любви и
есть верх любви на земле...» Любовь к
человечеству совсем немыслима,
непонятна и совсем невозможна без веры
в бессмертие души человеческой. «Постарайтесь
любить ваших ближних деятельно и
неустанно. По мере того как будете
преуспевать в любви, будете убеждаться
и в бытии Бога, и в бессмертии души
вашей».
У Иоанна Сан-Францисского
есть гениальнейшее прозрение о том, что
«через любовь временная и материальная
ценность делается духовной и
бессмертной». «Материальную ценность
нужно превращать в любовь. Но - только
сама любовь это умеет. А зло хочет это
земное время, данное человеку для
возрастания в вечности, обращать в
материальную ценность». Злом же
является не материя и не ценность
материальная, а поклонение человека
духу материального, признание
материального как начала жизни, как
основы всех ценностей. Федор
Михайлович проник и в эту, к великому
сожалению, не освоенную нами мудрость:
«Для приобретения хороших
государственных финансов в
государстве, изведавшем известные
потрясения, не думай слишком много о
текущих потребностях, сколе бы сильно
не вопияли они, а думай лишь об
оздоровлении корней (т.е. - народа) и
получишь финансы» (Дневник писателя 1881г.)
Это потому, что «идеал может удержаться
без материальных корней», ибо «основные
нравственные сокровища духа не
зависят от экономической силы».
А в дневнике за 1877 год
писатель недоумевает: «Почему
существует такая аксиома, которая
гласит, что нравственность одного
человека, гражданина, единицы - это одно,
а нравственность государства - другое.
А стало быть, то, что считается для
одной единицы, для одного лица
подлостью, то относительно всего
государства может получить вид
величайшей премудрости». И поясняет: «Что
правда для человека как лица, то пусть
остается правдой и для всей нации. Да,
конечно, можно проиграть временно,
обеднеть на время, лишиться рынков,
уменьшить производство, возвысить
дороговизну. Но пусть зато останется
нравственно здоров организм нации – и
нация, несомненно, выиграет, даже и
материально».
Достоевский не только
призывал жить по совести, но и сам
непреклонно шел по тернистому пути
самосовершенствования, пытаясь
разгадать великую тайну жизни. Его
нравственная устремленность не может
не восхищать: «Брат! Клянусь тебе, что я
не потеряю надежду и сохраню дух мой и
сердце в чистоте. Я перерожусь к
лучшему. Вот вся моя надежда, все
утешение мое», - пишет он в одном
письме. «Брат, я не уныл и не упал духом,
жизнь везде жизнь, жизнь в нас самих, а
не во внешнем. Подле меня будут люди, и
быть человеком между людьми и остаться
им навсегда, в каких ли бы то ни было
несчастьях, не унывать и не пасть - вот в
чем жизнь, в чем задача ее…», - пишет
Федор Михайлович в другом письме брату
Михаилу. Достоевский не боялся
чистосердечных признаний собственных
недостатков, а это говорит о многом, и в
первую очередь, об обретении им
душевной правды - главной победы
человека над собой. В его письмах мы
находим следующие строки: «У меня есть
ужасный порок - неограниченное
самолюбие и честолюбие... А хуже всего,
что натура моя подлая и слишком
страстная, везде-то и во всем я до
последнего предела дохожу, всю жизнь за
черту переходил… Как оглянусь на
прошедшее да подумаю, сколько даром
потрачено времени, сколько его пропало
в заблуждениях, в ошибках, в праздности,
в неумении жить; как не дорожил я им,
сколько раз я грешил против сердца
моего и духа, - так кровью обливается
сердце мое. Жизнь - дар, жизнь - счастье,
каждая минута могла бы быть веком
счастья. Теперь, переменяя жизнь,
перерождаюсь в новую форму».
Что же такое
самосовершенствование? Это, по сути,
рефлексия души человека, пробужденная
голосом совести, рефлексия,
обусловленная нравственным инстинктом
- инстинктом души обрести нравственную
чистоту и мудрость. В результате этой
рефлексии пробуждается «нравственная
мысль»; а нравственная мысль сильна тем,
что «единит она людей в крепчайший союз,
что измеряется она не немедленной
пользой, а стремит их в будущее, к целям
вековечным, к радости абсолютной. Чем
соедините вы людей для достижения
ваших гражданских целей, если нет у вас
основы в первоначальной великой идее
нравственной? А нравственные идеи
только одни: все основаны на идее
личного абсолютного
самосовершенствования впереди, в
идеале, ибо оно несет в себе все, все
стремления, все жажды, а, стало быть, из
него же исходят и все ваши гражданские
идеалы... Высочайшее же употребление,
которое может сделать человек из своей
личности, из полноты развития своего Я -
это как бы уничтожить это я, отдать его
целиком всем и каждому безраздельно и
беззаветно. Это и есть «величайшее
счастье».
Мы упомянули о голосе
совести. Что нам вообще известно о
совести? Выдающийся мыслитель И.Ильин
определил совесть как «дыхание высшей
жизни», а Епископ Феофан называл
совесть «законом, Богом начертанным в
сердцах людей в освящении путей их и в
руководстве во всем достодолжном». По
мнению философа-космиста Н.Умова,
именно голос совести как «глас Божий в
человеке» приводит микрокосм человека
в созвучие со всем мирозданием и
становится мощным орудием эволюции:
организует психику, упорядочивает
хаотические душевные вихри, отсекает
грех и зло. Л.Толстой подтверждает то,
что Совесть и есть высший руководитель
человека на земле. И приводит для
подтверждения этого слова Руссо: «Совесть!
ты - божественный, бессмертный и
небесный голос, ты - единственный
верный руководитель невежественного и
ограниченного, но разумного и
свободного существа, ты - непогрешимый
судья добра, ты одна делаешь человека
подобным Богу! От тебя превосходство
его природы и нравственность его
поступков. Без тебя нет во мне ничего,
возвышающего меня над животным, кроме
печального преимущества путаться в
заблуждениях вследствие
беспорядочного рассудка и разума без
руководства». Лишь Свет Совести
способен различить добро и зло.
Сердечная устремленность жить по
совести и определяет весь процесс
самосовершенствования. Достоевский
пишет неустановленному лицу в 1878 г.: «Все,
кто способны к истине, все те чувствуют
своею совестию, что такое благо, а что
нет». Совесть есть антиномическое
сочетание Воли Высшей с человеческой
свободой. Это - стремление человеческой
души оправдать свое существование
через высокое творчество. По Бахтину,
это - «Поиск алиби - в - бытии». Но где же
то сокровенное место в человеке,
которое отзывается на голос Вселенской
истины, транслирует Основной Закон
Мироздания - Закон Совести?
Это особое место души,
зона великого молчания, над которой не
властны ни ум, ни воля человека. Никакой
образ не может проникнуть сюда. Это
обитель духа. Мудрость седой древности
имела свой живительный исток именно в
этом Голосе Безмолвия. Современный
нравственный и социальный кризис – это
кризис расколотого человека (о чем
основательно размышляет Н.Бердяев). И
чем раньше мы это поймем, тем лучше для
нас. Чем мужественнее мы оценим нашу
историю, чем ближе примем к сердцу все
беды и печали человечества, тем скорее
кризис будет преодолен. И.Ильин пишет: «Формальная,
безудержная воля должна подчиниться
совести и сердцу ... Тогда рассудок
обретет способность к созерцанию и
станет разумом, а созревающий разум
станет повиноваться сердцу, так что все
пути будут вести к сердцу и исходить из
сердца. Сердечное созерцание,
совестливая воля и верующая мысль - вот
три великие силы грядущего, которым
будут по плечу все проблемы бытия, они-то
и создадут человека, обладающего
творческой цельностью».
На очень важный и для
нас вопрос: «Так что же нам делать?» Л.Толстой
отвечал в 1885 г.: «Уяснение
нравственного закона есть не только
главное, но и единственное дело всего
человечества». Подобный же ответ на
этот вопрос мы можем найти у Н.Бердяева:
«Русский человек и весь русский народ
должны сознать божественность
человеческой чести и честности (что
значит признать первейшим законом -
закон Совести – В.Н.). Тогда инстинкты
творческие победят инстинкты
хищнические». Осознанное желание и
волевая устремленность жить по совести
есть основа самосовершенствования,
есть гарантия достойной человеческой
судьбы.
Именно высочайшая
искренность и непреклонная решимость «переродиться»
приводят Достоевского ко многим
духовным открытиям, наполняя его
сердце радостью. Обратимся снова к
словам старца Зосимы: «То, что вам
кажется внутри себя скверным, уже одним
тем, что вы это заметили в себе,
очищается... Но предрекаю, что в ту даже
самую минуту, когда вы будете с ужасом
смотреть на то, что, несмотря на все
ваши усилия, вы не только не
подвинулись к цели, но даже как бы от
нее удалились, - в ту самую минуту,
предрекаю вам это, вы вдруг и
достигнете цели и узрите ясно над собою
чудодейственную силу Господа, вас все
время любившего и все время
таинственно руководившего». Писателю
ясно, что «без чистого сердца - полного
правильного сознания не будет», и что «человек
не размышляет о Боге, он узнает Его
практически, в императиве
нравственного закона, как основу и
опору своей внутренней жизни. Поэтому
отвергать этот закон - значит, в общем-то,
убивать самого себя». Эти
замечательные откровения говорят в
первую очередь о душевном смирении
Федора Михайловича: «Главное, самому
себе не лгите. Лгущий самому себе и
собственную ложь свою слушающий до
того доходит, что уж никакой правды ни в
себе, ни кругом не различает, а стало
быть, входит в неуважение и к себе и к
другим. Не уважая же никого, перестает
любить, а чтобы, не имея любви, занять
себя и развлечь, предается страстям и
грубым сладостям и доходит совсем до
скотства в пороках своих, а всё от
беспрерывной лжи и людям и себе самому».
Кириллов в романе «Бесы» признаёт, что
труднее всего для человека «жить и не
лгать… и ... собственной лжи не верить».
Писатель глубоко понимал трудность
гармонизации внутреннего мира
человека, и сам, пройдя над зияющими
пропастями мирового зла и, исследуя все
опасности духовного пути, делится
своим пониманием: «Видишь ли, чем
больше в нас самих духа и внутреннего
содержания, тем краше наш угол и жизнь.
Конечно, страшен диссонанс, страшно
неравновесие, которое представляет нам
общество. Вне должно быть уравновешено
с внутренним. Иначе, с отсутствием
внешних явлений, внутреннее возьмет
слишком опасный верх... Бог хочет в
сынах своих иметь не пасынков, не рабов
и не манекенов. Ему нужна не наша
пассивность и лень, а наша активность,
свобода и мощь. Но когда мы их в себе
утверждаем, то находимся на острие ножа,
подвергаемся величайшей опасности
подменов, в которых в качестве свободы
появляется своеволие, а в качестве
дерзновения - дерзость, вместо мощи -
разрушительный вандализм».
Достоевский видел и другие «подмены».
Так, по его мнению, «стремление к
народным началам не обратилось бы
впоследствии, как столь часто оно
встречается, со стороны нравственной -
в мрачный мистицизм, а со стороны
гражданской - в тупой шовинизм - два
качества, грозящие, может быть, еще
большим злом нации, чем даже раннее
растление от ложно понятого и даром
добытого европейского просвещения».
Не менее опасно и то, что «ежечасно
побеждая уже без границ природу, волею
своею и наукой, человек тем самым
ежечасно будет ощущать наслаждение
столь высокое, что оно заменит ему все
прежние упования наслаждений небесных».
Как же преодолеть все эти опасности? На
это вопрос Достоевский отвечает на
открытии памятника Пушкину: «Смирись,
гордый человек, и, прежде всего, сломи
свою гордость. Смирись, праздный
человек, и, прежде всего, потрудись на
родной ниве ... Воспрянь, духовный
человек, и преобрази самого себя.
Только так ты преобразишь мир!»
Может быть, именно от
того все беды нашей социальной жизни,
что из нее ушло, вернее, было вытеснено
само понятие совести. И здесь
потрудились все: и средства массовой
информации, и Дума, и культура, и
образование, и медицина, и наука, и
водители, и каменщики, военные и
политики. Где же наша просвещенность?
Где хотя бы слабый отблеск
спасительного здравомыслия? Усиленно
расшатываются и ломаются не
перегородки в квартирах, после чего
обрушиваются потолки; а несущие опоры
всего государства, с заменой их на
фальшивые, под общий хохот бесконечных
«шоу». Губительным газом пошлости и
бесчестия, жуткого «упрощенчества» и
примитивизма одурманены все мы? Где
наша совесть? Ее в 1922 году вместе с
людьми высокой чести и духовного
таланта «выселили» из России? Ее
расстреляли вместе с царской семьей в
Екатеринбурге? ... Или вывезли вместе с
миллиардами долларов за рубеж?.. Или?..
Неужели нам непонятно, что чем дальше
от Совести, тем ближе к краху вся наша
хваленая цивилизация, которая
напоминает сегодня более всего «Титаник».
Современный
культуролог и философ И.Гарин пишет,
что причина нынешнего кризиса в «выпалывании
плодоносящих культур и торжестве
сорняка». А без высокой культуры, по его
мнению, сильная экономика невозможна,
ибо с пещерным сознанием можно строить
лишь пещерное общество. Ожог кожи
четвертой степени при охвате более 60%
всего тела является смертельным. А кто
считал, сколько процентов «российской
совести» нужно уничтожить, чтобы все мы
превратились в «гадкую, трусливую,
жестокую и себялюбивую мразь», о чем
мечтали Шигалев и Петр Верховенский
в романе «Бесы», но воплотили
это в жизнь уже в 20 веке тоталитарные
режимы Сталина и Гитлера.
В романе В. Астафьева
«Прокляты и убиты» один из героев Ашот
Васконян «глядел в ночное небо на
звезды и думал о том, что под этим
невозмутимым, вечным небом составляют
дьявольские планы маленькие смертные
человечки, присвоившие себе права
повелевать миром по своему разуму и
усмотрению, и всё ведь делается во имя и
для блага своего народа, доподлинной
гуманности и справедливости. Нацизму
противостоит большевизм - фрукт с
начинкой новой морали, свежей
гуманности, отвергающий нацистский и
всякий прочий гуманизм. Странно только,
что мораль и гуманизм утверждаются
разные, методы же их утверждения
одинаковы - во имя лучшей половины
нации, худшую, по усмотрению немецких и
советских специалистов - на удобрение,
в отвал».
А теперь продолжим
изложение программы Шигалева, которая
так успешно выполнялась и выполняется
в России. «…Одно или два поколения
разврата необходимо, разврата
неслыханного, подленького, … мы пустим
пьянство, сплетни, донос, мы всякого
гения потушим в младенчестве…». После
убийства Шатова, который полагал, что
если в России начинать бунт, то нужно
непременно начать с атеизма, Петр
Верховенский еще более конкретен: «Весь
ваш шаг пока в том, чтобы все рушилось: и
государство и его нравственность.
Останемся только мы, заранее
предназначавшие себя для приема власти.
Умных мы приобщим к себе, на глупцах
поедем верхом…, еще много тысяч
предстоит Шаговых». Гений Достоевского
предвидел появление программы
уничтожения России, сформулированную в
1945 году Алленом Даллесом, которая на
настоящее время уже в значительной
степени реализована. Она состояла в
следующем: «Посеяв в России хаос, мы
незаметно подменим их ценности на
фальшивые и заставим их в эти фальшивые
ценности верить. Как? Мы найдём
единомышленников, своих помощников и
союзников в самой России. Эпизод за
эпизодом будет разыгрываться
грандиозная по своему масштабу
трагедия гибели самого непокорного на
земле народа, окончательного,
необратимого угасания его
самосознания. Из литературы и
искусства, например мы, постепенно
вытравим их социальную сущность.
Отучим художников, отобьём у них охоту
заниматься изображением,
исследованием тех процессов, которые
происходят в глубине народных масс.
Литература, театры, кино - всё будет
изображать самые низменные
человеческие чувства. Мы будем
поддерживать и поднимать так
называемых творцов, которые станут
насаждать и вдалбливать в человеческое
сознание культ секса, насилия, садизма,
предательства - словом, всякой
безнравственности. В управлении
государством мы создадим хаос,
неразбериху. Мы будем незаметно, но
активно и постоянно способствовать
самодурству, взяточничеству и
беспринципности чиновников. Честность
и порядочность будут осмеиваться и
никому не станут нужны, превратятся в
пережиток прошлого. Хамство и пошлость,
ложь и обман, пьянство и наркоманию,
животный страх друг перед другом и
беззастенчивость,
предательство,
национализм и вражду народов, прежде
всего вражду и ненависть к русскому
народу - всё это мы будем ловко и
незаметно культивировать. И лишь
немногие, очень немногие будут
догадываться или понимать, что
происходит, но таких людей мы поставим
в беспомощное положение, превратив в
посмешище. Найдём способ их оболгать и
объявить отбросами общества».
А вот строки из
произведения В.Астафьева «Последний
поклон»: «Ныне известно, каким покорным
многочисленным стадом брели русские
крестьяне в гибельные места на мучение
и смерть. Они позволяли с собой делать
всё, что хотела делать с ними
куражливая, от крови осатаневшая
власть. По дури, по норову она иной раз
превосходила своё хотение, устраивала
такие дикие расправы над своим народом,
что даже фашисты завидовали ей...» В чем
же корень неисчислимых бед России?
Ответ в романе «Бесы»: «Вся суть
русской революционной идеи в отрицании
чести». А честь, как известно, внешнее
выражение совести. Был нарушен главный
закон - закон Совести.
Удивительно,
насколько точно Достоевский сумел
проникнуть в суть тех событий, которые
тогда только назревали. Он писал: «Если
чуть-чуть и доказал кто-нибудь из людей
«компетентных», что содрать иногда с
иной спины кожу выйдет даже для общего
дела полезно, то, поверьте, тотчас же
явились бы исполнители, да еще из самых
веселых». В романе «Подросток» он пишет:
«Я тысячу раз дивился на эту
способность человека (и, кажется,
русского человека по преимуществу)
иметь в душе своей высочайший идеал
рядом с величайшей подлостью и все
совершенно искренно». А вот еще одно
пророчество великого писателя в романе
«Бесы»: «Почему это все эти отчаянные
социалисты и коммунисты в то же время и
такие неимоверные скряги,
приобретатели, собственники, и даже так,
что чем больше он специалист, чем
дальше пошел, тем сильнее и собственник...
почему это?» Ответы на этот и другие
вопросы, конечно же, в сфере
нравственной. Зададим еще один вопрос
из истории современной России: как бы Ф.М.
Достоевский оценил итоги нашей «приватизации»?
Поразительно, но ответ есть в романе «Братья
Карамазовы»: «Ну и кто же выиграл,
выиграли одни бессовестные, потому что
ж ему за угрызения совести, когда и
совести - то нет вовсе. Зато пострадали
люди порядочные, у которых еще
оставалась совесть и честь… То-то вот
реформы- то на неподготовленную почву,
да еще списанные с чужих учреждений –
один только вред!» («Анекдот» Ивана о
рае). И все же есть у Достоевского какая-то
особая надежда на будущее России, во
что даже сегодня трудно поверить. Он
пишет: «Будет так, что даже самый
развращенный богач наш кончит тем, что
устыдится богатства своего перед
бедным, а бедный, видя смирение сие,
поймет и уступит ему с радостью и
лаской ответит на благолепный стыд его.
Равенство заключается лишь в
человеческом духовном достоинстве, и
сие поймут «лишь у нас». Однако о
возможности такой транформации
отдельных сознаний мы можем прочитать
и у других просветителей, например, у
Эмерсона, который утверждал, что «человек
истинно просвещенный стыдится своих
владений, своих денег из уважения к
своему разумному Я». Но если люди не
усовершенствуют свое сознание, то
писатель видит иной сценарий развития
событий: «Никогда люди никакою наукой и
никакою выгодой не сумеют безобидно
разделиться в собственности своей и в
правах своих. Все будет для каждого
мало, и все будут роптать, завидовать и
истреблять друг друга».
Снова возвращаемся к
Астафьеву. «Ездят по сибирской земле
литовцы, латыши, эстонцы, выкапывают из
могил родных, погубленных в чудовищных
ссылках, и увозят их останки на родину.
А куда свозить нам, россиянам, прах
наших мучеников, нам вся Россия –
кладбище?.. Видимость правды, видимость
кипучей деятельности. Видимость знания,
образования, видимость заботы о народе
и солдате. Видимость крепкой обороны.
Видимость могучей армии. Видимость
незыблемого единства. Видимость
сплоченного государства, которое
рассыпалось в три дня. Видимость, обман,
ложь во спасение, ложь каждодневная,
навязчивая, и уже сомневаться
начинаешь: может, ложь-то и есть правда,
а правда и вправду ложь». Что же с нами
происходит, и что Россия есть теперь?
Достоевский отвечает и на этот вопрос:
«Россия есть теперь по преимуществу то
место в целом мире, где все, что угодно
может произойти без малейшего отпору» («Бесы»).
А вот еще одна мысль: «Я понимаю слишком
хорошо, почему русские с состоянием все
хлынули за границу, и с каждым годом все
больше и больше. Тут просто инстинкт,
если кораблю потонуть, то крысы первые
из него выселяются ...
Тут все обречено и приговорено. Россия,
как она есть, не имеет будущности».
Печально? Пессимистично? Однако
никогда Достоевский не был пессимистом,
его вера в Россию была незыблемой.
Потому что он видел не только ту Россию,
где русскому человеку «честь только
лишнее бремя…», когда «открытым «правом
на бесчестье» его скорее всего увлечь
можно», а иную Россию, идущую к святости.
Достоевский рассмотрел в народе «особый
тип», в романе «Подросток» он пишет: «У
нас создался веками какой-то еще нигде
невиданный высший культурный тип,
которого нет в целом мире - тип
всемирного боления за всех». Это особое
свойство сердца, особое и высшее
качество сознания, «боление за всех»
есть мировая отзывчивость. «…Знайте,
милые, что каждый единый из нас виновен
за всех и за вся на земле несомненно, не
только по общей мировой вине, а
единолично каждый за всех людей и за
всякого человека на сей земле... И да не
смущает вас грех людей в вашем делании,
не бойтесь, что затрет он дело ваше и не
даст ему совершиться, не говорите: «Силен
грех, сильно нечестие, сильна среда
скверная, а мы одиноки и бессильны,
затрет нас скверная среда и не даст
совершиться благому деланию». Бегите,
дети, сего уныния! Одно тут спасение
себе: возьми себя и сделай себя же
ответчиком за весь грех людской. Друг,
да ведь это и вправду так, ибо чуть
только сделаешь себя за всё и за всех
ответчиком искренно, то тотчас же
увидишь, что оно так и есть в самом деле,
и что ты-то и есть за всех и за вся
виноват...»
Идея осознания вины
за все и всех чрезвычайна важна. Только
при таком понимании всеединства
появляется по-настоящему бескорыстный
мотив преобразить жизнь красотой,
милосердием, общинным ее устроением. В
одном из своих писем брату Федор
Михайлович пишет: «Я не хочу мыслить и
жить иначе, как с верой, что все наши
девяносто миллионов русских (или там,
сколько их народиться), будут все когда-нибудь
образованы, очеловечены и счастливы. Я
знаю и верую твердо, что всеобщее
просвещение никому у нас повредить не
может. Верую даже, что царство мысли и
света способно водвориться у нас в
нашей России, еще скорее, может быть,
чем где бы то ни было ... Я не знаю, как
все это будет, но это сбудется».
В нравственном
преображении жизни для Достоевского
большое значение имели красота и
гармония природы. Еще когда он был
молод, в жизни его души произошло
важное событие. Возвращаясь зимним
январским вечером к себе домой, Федор
Михайлович подошел к Неве и «бросил
пронзительный взгляд вдоль реки, в
дымную, морозно-мутную даль, вдруг
заалевшую пурпуром зари, догоравшей в
мглистом небосклоне, и тогда весь
человеческий мир предстал перед
Достоевским как сон, как
фантастическая, волшебная греза». Он
пишет: «Какая-то странная мысль вдруг
зашевелилась во мне. Я вздрогнул, и
сердце мое как бы облилось в это
мгновение горячим ключом крови, вдруг
вскипевшего от прилива
могущественного, но доселе незнакомого
мне ощущения. Я как будто что-то понял в
эту минуту, до сих пор только
шевелившееся во мне, но еще не
осмысленно, как будто прозрел во что-то
новое, совершенно новый мир, мне не
знакомый и известный только по каким-то
темным слухам, по каким-то таинственным
знакам. Я полагаю, что в эти минуты
началось мое существование...»
Федор Михайлович
открывает нам путь к Истине через
сердечное проникновение в природу: «Любите
всё создание Божье, и целое и каждую
песчинку. Каждый листик, каждый луч
Божий любите. Любите животных, любите
растения, любите всякую вещь. Будешь
любить всякую вещь - и тайну Божью
постигнешь в вещах. Постигнешь однажды
и уже неустанно начнешь ее познавать
всё далее и более, на всяк день. И
полюбишь, наконец, весь мир уже
всецелою, всемирною любовью».
Эти слова очень
созвучны идеям Джордано Бруно, который
считал, что постижение природы есть
путь к познанию Бога. К сожалению,
значение Природы для человечества еще
не понято по причине узости сознания, а
потому спасительного взаимодействия с
Ней, основанного на гармонии,
соизмеримости и любви, не происходит. П.П.
Бажов написал об этом пророческие
строки: «Когда народ по правильному
пути за своей долей пойдет, ключ земли
сам в руки дастся. Тогда все богатства
земли откроются, и полная перемена
жизни будет. На то надейтесь». Очень
важное разъяснение по этой же проблеме
дает и Достоевский: «Путаница и
неопределенность теперешних понятий
происходит по самой простейшей причине:
отчасти оттого, что правильное
изучение Природы происходит весьма
недавно (Декарт, Бэкон), и что мы еще
собрали до крайности мало фактов, чтоб
вывести из них хоть какие-нибудь
заключения. А между тем торопимся
делать эти заключения, повинуясь
нашему закону развития. Выводить же
окончательные результаты из
теперешних фактов и успокаиваться на
этом могут разве только самые
ограниченные натуры, кто бы они ни были
и как бы ни назывались» (Записная
книжка 1863 - 1864 г.) И вот XXI век. Мы
овладеваем все более и более сложным
техническим языком. Но, вместе с тем,
язык Природы для нас сегодня гораздо
более непонятен, чем нашим
предшественникам несколько тысяч лет
назад. Российский физик с мировым
именем И.Тамм утверждал, что наши
проблемы состоят в том, что мы
навязываем Природе свой язык, вместо
того, чтобы познать язык самой Природы,
и поэтому природа нас не понимает.
Часто говорят о зверской жестокости
человека, однако Достоевский считает,
что «это страшно несправедливо и
обидно для зверей: зверь никогда не
может быть так жесток, как человек, так
артистически, так художественно жесток».
Отчего человеческая личность
претерпевает уродливые изменения,
разъясняет русский философ Иван Ильин:
«Человек ослепился закономерностью
материи, стройностью рассудка и силой
формальной воли и отдал им центральное
чувствилище своего духа, а душевная
инерция и эволюция техники доделали
остальное. Человек зажил такими
органами души, которые бессильны в
обращении к святому, которые берут
только внешнюю поверхность предметов и
отвлеченную сторону мыслей, которые
переоценивают силу формальной
дисциплины и волевой организации ...
Жизнь, опустошенная от святыни, стала
мало-помалу подлинным царством
пошлости». Сегодня о природе можно
говорить только со слезами на сердце.
Так мы читаем у В.Астафьева: «Ещё не всё
покорил, не всё уничтожил самоед
человек, ещё цветут цветы на склонах
гор, растёт целительная черемша в тайге,
рыщут редкие смертельно испуганные, не
добитые нами звери, птицы, нами
недоотравленные, пусть и поределым
хором славят восход солнца…».
Достоевский пишет и о
роли науки в жизни людей: «Никогда
разум не в силах был определить зло и
добро или даже отделить зло от добра,
хотя бы приблизительно; напротив,
всегда позорно и жалко смешивал; наука
же давала разрешения кулачные. В
особенности этим отличалась полунаука,
самый страшный бич человечества, хуже
мора, голода и войны, неизвестный до
нынешнего столетия. Полу наука - это
деспот, каких еще не приходило до сих
пор никогда. Деспот, имеющий своих
жрецов и рабов, деспот, пред которым всё
преклонилось с любовью и с суеверием,
до сих пор немыслимым, пред которым
трепещет даже сама наука и постыдно
потакает ему». Причина этого
заключается в том, что «после жестокого
анализа у ученых мира сего не осталось
изо всей прежней святыни решительно
ничего. Но разбирали они по частям, а
целое просмотрели, и даже удивления
достойно, до какой слепоты. Тогда как
целое стоит перед их же глазами
незыблемо, как и прежде…».
Незадолго до смерти,
когда со всех концов России на имя
Достоевского приходили сотни писем от
восхищенных читателей и почитателей,
газеты и журналы, наоборот, предприняли
невиданную травлю автора «Братьев
Карамазовых», всячески издеваясь над
его пророческой пушкинской речью. В
одном из писем от земского врача В.Николаенко
Федор Михайлович прочитал: «Глубокоуважаемый
Федор Михайлович! Как Ваш
единомышленник, как Ваш поклонник,
самый ярый, самый страстный, (хотя я
моложе Вас на целых три десятилетия),
умоляю Вас не обращать внимания на
поднявшийся лай той своры, которая
зовется текущей прессой. Увы, это удел
всякого, кто говорит живое слово, а не
твердит в угоду моде пошлые фразы ...
Верьте, что число Ваших поклонников
велико... Вы бросаете семя в самое
сердце русского человека, и семя это
живуче и плодотворно, я в этом глубоко
убежден...»
Смерть Достоевского
глубоко опечалила Л.Толстого. Он писал:
«Я его так и считал своим другом и иначе
не думал, как-то, что мы увидимся, и что
теперь только не пришлось, но что это
мое. И вдруг читаю - умер. Опора какая-то
отскочила от меня. Я растерялся, а потом
стало ясно, как он мне был дорог, и я
плакал и теперь плачу». А Салтыков-Щедрин
писал, что Ф.М.Достоевский «не только
признавал законность тех интересов,
которые волнуют современное общество,
но даже далее, вступил в область
предвидений и предчувствий, которые
составляют цель не непосредственных, а
отдаленнейших исканий человечества».
37 тысяч людей
провожали гроб Достоевского в
Александро-Невскую Лавру. В
воспоминаниях А.Ф.Кони мы читаем: «Достоевский
умер! Мысль о том, что мы обязаны
принять участие в отдании последнего
долга усопшему, зародилась сразу у всех
и не допускала ни колебаний, ни
возражений. В этот и в ближайшие затем
дни Достоевский был в полном смысле «властителем
дум» почти всего общества, как, в
значительной степени, был им в два
последние годы своей жизни, особенно
после появления «Братьев Карамазовых»…
Федор Михайлович лежал на невысоком
катафалке, так что лицо его было всем
видно. Какое лицо! Его нельзя забыть...
Оно говорило - это лицо, оно казалось
одухотворенным и прекрасным... Не
печать смерти виднелась на нем, а заря
иной, лучшей жизни как будто бросала на
него свой отблеск...»
И вот, через 70 лет, Ем.
Ярославский в статье «Федор Михайлович
Достоевский против немцев» пишет
запоздавший пасквиль: «Каторга и
последующая ссылка в Семипалатинск
надломили Достоевского физически и
духовно. Его болезнь - он был
эпилептиком - усилилась от всего
пережитого при исполнении обряда казни,
потом в тюрьме, нервозность стала еще
более повышенной. Но самым тяжелым
результатом его пребывания на каторге
и в ссылке был душевный надлом. Тяжелые
материальные лишения, которые ему
пришлось переносить после этого в
течение многих лет, еще более истерзали
Достоевского, изломали его,
изуродовали духовно... Он перестал
верить в революцию, и в этом была
величайшая трагедия, величайшее
несчастье всей его жизни. Свое
антиреволюционное мировоззрение он
развил особенно в «Дневнике писателя»
... Он извратил лицо русской
интеллигенции, он оклеветал лучшую ее
часть. Он в болезненном, припадочном
исступлении сжигал все, чему
поклонялся в молодости, хотя
внутренний голос постоянно спорил в
нем до конца его жизни. «Бесы» - глубоко
реакционное произведение,
восстановившее против писателя на
многие десятилетия лучшую, передовую
часть русской интеллигенции».
Какое непонимание?!
Какая ненависть! Вот причина
загнивания нашего общества, его позор и
бесчестие. Ведь сказано: «Не плюй в
колодец - пригодится воды напиться». И
плевали, и не только плевали...
А почти через 40 лет в
предисловии к собранию сочинений Ф.М.Достоевского,
изданному в 1988 году Академией наук СССР,
оценка мировоззрения писателя немного
смягчена, но суть остается все той же: «В
силу трагических противоречий
мировоззрения писателя,
художественный анализ реакционно-анархистских
блужданий нечаевцев заслонил от него
подлинную богатую, глубоким
революционным содержание картину
тогдашнего освободительного движения,
не зная научного социализма,
Достоевский относился к русским
революционерам 60-70 годов предубежденно...
Явственно сказываются противоречивые
черты мировоззрения писателя -
неприятие им революции, апелляция к
церкви и самодержавию, которые
Достоевский идеализировал в духе своих
славянофильских «почвеннических»
идеалов». По сути, то же непонимание, то
же умаление! Столь же нелепые
идеологические штампы мы наблюдаем в
предисловии к двухтомнику «Братьев
Карамазовых» (Москва, издательство «Правда»,
1991 г.), где, в частности, делается
совершенно невероятный вывод: «писатель,
ищущий красоту, не увидел ее реально
существующую». Миллионные экземпляры
произведений Достоевского с
пасквильными, ложными оценками его
творчества в течение около 70 лет
заполняли библиотеки государственные
и частные и формировали ложный взгляд
на творчество писателя. Во имя
исторической, человеческой
справедливости необходимо исключить
продолжающееся таким образом судилище
над великим писателем, мудрецом,
гражданином, являющимся Совестью всех
по-настоящему просвещенных граждан
России. Этот шаг мог бы стать первым и
может быть самым важным для
пробуждения нашего народа к великому
историческому покаянию.
Какова же позиция
самого писателя на клевету и грязные
выпады в его адрес, как при жизни, так и
после? Ответ мы находим в жизненной
философии его героя старца Зосимы: «Праведник
отходит, а свет его остается. Спасаются
же всегда по смерти спасающего. Не
принимает род людской пророков своих и
избивает их, но любят люди мучеников
своих и чтят тех, коих замучили. Ты же
для целого работаешь, для грядущего
делаешь. Награды же никогда не ищи, ибо
и без того уже велика тебе награда на
сей земле: духовная радость твоя,
которую лишь праведный обретает. Не
бойся ни знатных, ни сильных, но будь
премудр и всегда благолепен. Знай меру,
знай сроки, научись сему. В уединении же
оставаясь, молись. Люби повергаться на
землю и лобызать её. Землю целуй и
неустанно, ненасытимо люби, всех люби,
всё люби, ищи восторга и исступления
сего. Омочи землю слезами радости твоея
и люби сии слёзы твои. Исступления же
сего не стыдись, дорожи им, ибо есть дар
Божий, великий, да и не многим даётся, а
избранным».
Мы живем в очень
смутное время, однако что-то в нашем
социуме пусть едва уловимо, но все же
меняется к лучшему. Появились
добротные книги по творчеству
Достоевского. Например, «Собрание
мыслей Достоевского» - составитель М.Фырнин
(Москва, издательский дом «Звонница –
МГ», 2003г.) В предисловии к этому кладезю
мудрости составитель очень корректен и
его оценка великого писателя и
мыслителя глубока, объективна и
уважительна. Создан прекрасный фильм
режиссера В.Бортко по роману Ф.Достоевского
«Идиот» без каких-либо цензурных
искажений. Положительно и то, что
многим
людям в России уже
опостылел тотальный обман,
всепроникающая пошлость и
торжествующее невежество на всех
уровнях. Иллюзии начинают рассеиваться,
и мотивационные акценты (как хочется в
это верить) стали смещаться с
материальных ценностей на ценности
истинной культуры со спасительными
вершинами мудрости, милосердия и
добротолюбия.
Пришло время говорить
о Совести и учиться жить по Совести.
Пришло! Идеал России - Святая Русь.
Дорогу же к этому идеалу может осветить
лишь свет Совести, пробуждающий
человеческое достоинство и
всечеловеческую ответственность. На
сегодняшний день благодаря величайшим
просветителям Ломоносову, Пушкину,
Лермонтову, Л.Толстому, В.Соловьеву,
Бердяеву, Франку, Федорову, Лосскому и
многим другим Россией накоплен
громадный духовно-нравственный
потенциал. И если в Великобритании
творчество одного только Ч.Диккенса,
утверждавшего нравственные идеалы,
привело к важнейшим социальным
преобразованиям, то почему призыв к
духовному преображению, исходящему от
светочей земли нашей, не остановит
надвигающуюся катастрофу. Сегодня ясно,
что основные причины этой катастрофы
именно в том, что свод всей земной
цивилизации неизбежно рухнет после
разрушения ее главной опоры - опоры
нравственной.
Часто и охотно
цитируется глубокое и поэтическое
изречение И. Канта о том, что его более
всего изумляет звездное небо над
головой и нравственный закон в душе, но
почему именно это более всего изумляло
Канта, и в чем связь неба и души. А суть в
том, что именно закон неба - закон
Вселенной, голосом великой правды
отзывается в сердце человека. Глядя на
это высокое, многозвездное, мудрое небо,
так хочется верить, что одна из этих
призывно сверкающих звезд - пристанище
души Ф.М.Достоевского, ибо постигшие
бессмертие обретают его. Прислушаемся
же к голосу Великого Молчания,
обратимся к правде-истине!
Неужели прекрасный
жизненный путь великого писателя не
является достойным примером для всех
нас? А если может, если мы все же
способны приблизиться к тайне
Достоевского, которая есть жизнь живая,
то нужно не только внимательно
перечитать, осмыслить его духовное
завещание, но и ввести его в
повседневную жизнь.
Как прекрасный гимн
мудрости звучат бессмертные слова
Федора Михайловича, обращенные к нашим
сердцам: «Стремитесь всегда к самому
высшему идеалу! Разжигайте это
стремление в себе как костер. Чтобы
всегда пылал душевный огонь, никогда
чтобы не погасал! Никогда!»
Доклад прочитан 10
октября 2003 г. на пленарном заседании
Международной научно-практической
конференции
«Достоевский и
мировая культура» в г. Семипалатинске
и доработан в марте
2004 в г. Дивногорске.
|